Катерина Шишканова - Янтарин
— Ну да, лучше мне нервы трепать, это куда приятней, — хмыкнула дракониха, но точёная морда повернулась к засыпающей девчонке, окутывая озябшие плечи теплом дыхания.
Уже почти заснув, Фелиша услышала слабое бормотание такой же почти уснувшей драконихи:
— Ну да, я как всегда безотказная дура — вожусь с чужими птенцами, а потом что?.. кукиш под нос… я, видите ли… хранитель… тухлых жмуриков… сбежавших…
Когда Фелиша открыла глаза, было далеко за полдень. Лагерь шумел и жил своей жизнью. Где-то бряцали наново затачиваемые мечи, фыркали в загонах кони, шипела вода в забытом котелке, журчал ручей, пели птицы и ругались воины. Причём, ругались у самого входа в вольер…
— А я вам говорю, что никуда вы не пройдёте, разве только по указанному ранее маршруту. К девочке я вас, сир, не пущу, — знакомый хрипловатый басок. Хольт. Наверняка всю ночь торчал у загона драконихи, чтоб, не приведи боги, кто покусился на жизнь его принцессы.
— А я вам, уважаемый, ещё раз повторяю — валите с моего пути, пока я не пересчитал ваши рёбра, — рассерженный свист петли, точно обозлённая гадюка зашипела. Архэлл. Ну надо же — раньше он был более сговорчивым. В этот раз вряд ли удастся отделаться укусом.
— Остыньте, мальчики. Я уже проснулась, — Фелиша выбралась наружу. Полюбовалась картиной: один дурак втаптывает в пыль второго — оба чумазые, словно чушки, по всему видать, втаптывают друг друга уже не первый час. Дураки! — Ну, вы пока заняты, я по быстрому к ручью сгоняю.
И пока они удивлённо затихли в пыли, перешагнула через обоих и ушла… к замершему у куста жимолости черноволосому кентавру. Тот поприветствовал принцессу лёгким кивком. Привычно не поворачиваясь. Смотреть на малопривлекательную серую птаху с помятыми топорщащимися перьями ему было куда интересней, чем на подошедшую девушку.
— Доброе утро, Иволга.
— Откуда вы?.. Вернее, с чего вдруг?..
Кентавр усмехнулся.
— Ты всё такая же, крошка. Ни капли не изменилась… Я рад, что слухи о твоей смерти оказались всего лишь слухами, маленький феникс. Прости мне мою небрежность вчера вечером — кентавры живут слишком обособленно, чтобы помнить и знать обо всём, что творится во внешнем мире. И я вижу, ты тоже предпочитаешь не засорять память старыми знакомствами.
— Вы… — принцесса прикусила губу. — Моё имя Фелиша, Иволга — моя мать. Она… она…
Кентавр бросил на собеседницу короткий взгляд. Печально вздохнул и вновь принялся разглядывать пичугу.
— Извини. До меня доходили смутные слухи, но слишком неясные и противоречивые. К тому же рядом с ней всегда был Феникс. Не думал, что он… не сможет защитить…
— Виноват дракон, — отчеканила принцесса. Кентавр снова покосился в её сторону. Потом взглянул на спящего Янтарина.
— Виноват всегда Феникс, — спокойно заверил кентавр. — Этот человек, Хольт, говорил, что теперь он носит другое имя. Он заслужил отказ от прошлого, это расплата. Судя по всему, ваша дракониха так же несёт наказание: вчера на поляне ты звала её одним именем, но сегодня молодой принц позвал её иначе. И она откликнулась.
Принцесса пожала плечами.
— Матильда. Да, я знаю. Просто Архэлл должен был как-то её звать, пока лечил. Вот и всё.
— Нет, юный феникс, — кентавр протянул руку. Птица спорхнула с ветки и уселась на указательный палец, подозрительно косясь на задержавшую дыхание девушку. — Дракон никогда не отзовётся на чужое имя или кличку. Как я понял, Матильда одна из стражей. Она не смогла защитить свою территорию — она провинилась. Потому золотой дракон так недоволен. Отныне имя Фелишия для неё потеряно. Как в своё время для твоего Янтарина. Его истинное имя захоронено в веках, думаю, смертные его уже не помнят.
Птица перепорхнула с руки на плечо и безбоязненно зарылась в шёлк чёрных волос.
— Кстати, об именах… моё имя…
— Я знаю, как вас зовут. Вы — Родомир. Предводитель кентавров из северной Феклисты. И вы тоже один из стражей тех таинственных захоронений, о которых я уже столько слышала.
— Да. Но боюсь, по примеру Матильды, и мне не долго хвастаться истинным именем. Как ты могла понять, наше капище тоже было потеряно — разрушено этим мерзким стервятником, Ониксом.
— Примите мои…
— Нет. Я виноват. Мои дети слишком ушли в себя, закрылись от остального мира, а я вместо того, чтоб образумить их — поддался общей волне отречения, забыл о старой клятве.
— Что вы теперь будете делать?
Родомир слегка дунул на увлёкшуюся пичугу. Та спорхнула и неожиданно для Фелиши села ей на автоматически открывшуюся ладонь.
— Это соловей, — сказал кентавр и принцесса поняла, что странная логика в разговоре вообще присуща всем нелюдям. — Не смотри на его невзрачное оперение. Это лучший певец в нерреренских лесах. Да и Феклиста с Говерлой вряд ли похвастаются кем-то более голосистым. Ты бы слышала его песни в конце весны, когда зацветает черёмуха, когда зарёй окутывается Мать Земля… — кентавр мечтательно прикрыл глаза, оживляя в памяти соловьиные переливы. — Но до тех пор, пока его голос не разольётся рядом с лесным ключом, сливаясь с водой в единую хрустальную трель, ты не поймёшь, не поверишь, что есть в этом мире подобная сила — чистая и всепоглощающая.
— Простите, я вас не понимаю, — осторожно заметила Фелиша, когда кентавр с по-прежнему закрытыми глазами слабо улыбнулся видению прошлого.
…Всё же это слишком ненормальный народ, они действительно чересчур глубоко ушли в себя… и заблудились…
— Видишь ли, феникс Фелишия, — всё так же не открывая глаз, заговорил Родомир, — когда-то давно мне в руки попался редкий свиток, выписка из некой книги "Воины-фениксы. История", — принцесса скривилась, но кентавр этого не видел. — Там есть интересные строчки: "Когда корень огненного рода и венец его воссоединяться — узрит земля мощь великую, силу невиданную, огненную". Думаю, мы вправе ждать от тебя великих деяний, венец огненной крови. Вся сила твоего племени бурлит в тебе, не зря ведь тебе подчинился корень рода — золотой дракон…
ЖЗла надрывно дзенькнула и лопнула, оставив на память о себе небольшой порез на пальце. Фелиша зашипела, прижимая кровоточащую ранку к губам.
— И зачем, спрашивается, надо было вредить моей лютне? — насмешливо донеслось из угла.
Принцесса ойкнула, дёрнулась и бросилась вон из палатки. Но полы драного плаща предательски зацепились за всё ещё возмущённо гудящую лютню. Бум!
— Нет, ну я знаю, что ты меня не любишь, но вот инструмент-то тебе чего сделал?
Архэлл за локоть поднял упавшую девушку, отряхнул пыль со спины и безрадостно склонился над разбитой лютней.
