Хоуп Миррлиз - Луд-Туманный
Бесконечными кругами плелся пони, бесконечно звучала невидимая музыкальная шкатулка, вымучивая свои жалобные мелодии:
Почему эта голубоглазая красотка
Строит глазки парню с серебряными
пряжками?
Он беден, красив и расторопен,
Но не имеет ничего, кроме мозолей на руках.
Эти вульгарные песенки, хоть и очень затасканные, были не такими уж старыми. Однако для мастера Натаниэля они казались самыми старыми песнями на свете – когда весь мир был молодым, их пели утренние Звезды. Ибо они были наполнены его детством и несли в себе воспоминания или, скорее, острый привкус, запах цельного невинного мира детства, мира без лукавства, без приспособленчества, без вульгарности. Они звучали очень чисто и отливали серебром, как пастушеская… свирель. В этом мире маленькая чаровница с красно-коричневым бантиком и дерзкая голубоглазая девчонка, строившая глазки, были родными сестрами прекрасных фантастических дам из детских стихов. Подобно им, они всегда гуляли только под аккомпанемент звенящих колокольчиков и питались исключительно миндальными пирожными, взбитыми сливками с вином, персиками и кремом; их жесты были стилизованы, а действия – абсурдны, нелепые действия, не требующие никаких объяснений. А тещи, свекрови, сварливые жены и влюбленные были просто красивыми словами, словно яркие разноцветные бусинки, нанизанные без всякого смысла.
Слушая эти песенки, мастер Натаниэль понял, что другие люди должны слышать другие мелодии – те, которые звучат в свисте молочника, или треснувшей скрипке уличного музыканта, или в голосах молодых повес, возвращающихся из таверны в полночь.
Ах ты, маленькая чаровница
С красивым красно-коричневым бантиком,
Я расскажу твоей маме,
Если ты будешь себя так вести!
По кругу, по кругу кружились потемневшие лошадки и тележки со своим единственным маленьким наездником; по кругу, по кругу плелся пони – маленький запыленный прозаический пони.
Мастер Натаниэль протер глаза и огляделся; у него было ощущение, словно, глубоко нырнув, он стал подниматься к поверхности воды. Ярмарка, кажется, оживала – тишина сменилась тихим шелестом. Он разбухал и вот уже превратился в смешанный гул из множества голосов мычания коров, хрюканья свиней, звуков, издаваемых жестяными трубами, хриплых голосов коробейников, нахваливающих свой товар, – одним словом, звуков, сопровождающих обычную ярмарку.
Он побрел прочь от карусели и смешался с толпой. Везде шла бойкая торговля, но товар садовников пользовался наибольшим спросом; возле их прилавков стояли целые толпы.
Но что это? Они продавали фрукты, очень похожие на те, которые он видел в таинственной комнате Палаты Гильдий и в корпусе его прадедовских часов – это были волшебные фрукты, но на сей раз осознание этого не вызвало морального осуждения.
Внезапно он почувствовал, что у него пересохло в горле от жажды, и ничто не сможет утолить ее, кроме этих наливных плодов.
Продавщица фруктов, похожая на колдунью старуха, хрипло крикнула ему:
– Три за пенни, сэр! Тебе могу уступить четыре за пенни… ради твоих карих глаз, красавчик! Ты увидишь, они такие же целительные, как роса для цветка, – четыре за пенни, милый. Не говори «нет»!
Но у него было странное чувство, какое иногда посещает нас во сне, а именно, что он сам придумал все, с ним происходящее, и может положить этому конец, когда захочет.
«Да, – подумал он, – я рассказываю себе одну из старых сказок Конопельки о младшем сыне, которого предупредили ничего не есть из того, что ему предлагают незнакомые люди; и я, конечно же, ни к чему не прикоснусь».
Поэтому, коротко бросив:
– Нет, спасибо, сегодня мне ничего не надо, – он презрительно повернулся спиной к старухе с фруктами.
Но чей это пронзительный голос? Наверное, какого-то торговца, чьи изделия, если судить по плотной толпе, скрывавшей его из виду, обладали особенно привлекательным свойством. В голосе было что-то знакомое, и мастер Натаниэль, у которого проснулось любопытство, подошел к толпе зрителей.
Он не смог увидеть ничего, кроме чьей-то рыжей макушки, но расслышал то, что кричал ее обладатель:
– Не упустите свой шанс, джентльмены! Красота плохо сохраняется, она гниет, как яблоки. Яблочные красотки! Четыре очка, если вы ударите ее в грудь, шесть – если вы ударите ее по губам, а тот, кто первым наберет двадцать очков, получает девушку. Не робейте! Яблочные красавицы стоят того! Яблоки и красота не лежат – в них обеих скрывается червь. Подходите, подходите, джентльмены!
Да, он уже слышал когда-то этот голос. Он стал пробираться сквозь толпу, которая как-то странно расступилась, и ему не представило труда добраться до центра аттракциона – деревянного помоста, где гримасничал, жестикулировал и вертелся волчком… – кто бы вы думали? – его мерзавец конюх, Вилли Висп, одетый арлекином! Но Вилли Висп был не самым странным персонажем в этом спектакле. Прямо из помоста росла яблоня, а к ней была привязана его дочь Черносливка. Вокруг нее во всевозможных позах, выражающих скорбь, столпились остальные Цветочки Крабьяблонс.
Внезапно мастер Натаниэль ощутил уверенность, что это не только история, выдуманная им самим; это и сон – гротескный, нелогичный, обрывок реальности.
– Что происходит? – спросил он соседа.
Но он сам знал ответ: Вилли Висп продавал девушек с аукциона для работы на полях левкоев.
– Но вы не имеете права этого делать! – сердито и громко крикнул мастер Натаниэль. – Ни какого права! Это не Страна Фей – это только Эльфские Пределы. Девушек нельзя продавать, пока они не пересекли границу Страны Фей, – говорю вам, их нельзя продавать!
Со всех сторон раздался восторженный шепот:
– Это Шантиклер – Шантиклер-мечтатель, который никогда не пробовал фруктов.
Тут он обнаружил, что читает ученую лекцию о Законе собственности – как его следует соблюдать в Эльфских Пределах. Толпа слушала в почтительной тишине. Слушал даже Вилли Висп, а Цветочки Крабьяблонс глядели на него с невыразимой благодарностью.
Ему казалось, что никогда еще он не ораторствовал с таким красноречием.
Протянув к нему руки, Черносливка воскликнула:
– Отец, ты спас нас! Ты и Закон.
– Вы и Закон! Вы и Закон! – эхом повторили Цветочки Крабьяблонс.
– Шантиклер и Закон! Шантиклер и Закон! – неистовствовала толпа.
Ярмарка исчезла. Он находился в незнакомом городе среди огромной толпы людей, спешащей в одном направлении.
– Они ищут труп, из которого течет кровь, – прошептал невидимый проводник, и от этих слов мастер Натаниэль содрогнулся.
