Али де Сайн - Виват, Сатана!
С неохотой Антихрист подумал: «А он, может быть, прав».
Помолчав, Сатана сказал:
— Но я все равно рисовал. Много. Очень много. Не ради известности, ни ради славы или богатств, а просто ради красок. И это было потрясающе. А знаешь, отец, я ведь делал много чего еще, что ты мне не позволял.
Антихристу было интересно.
— Например?
— Например, я летал на другие планеты под благовидными предлогами, а там выпивал, курил, играл, встречался с девушками.
Антихрист усмехнулся. Он сказал:
— Надо же, теперь это кажется таким неважным, ненужным. Ну и что, что ты это делал…
Сатана продолжал:
— Знаешь, сколько женщин у меня было? Много, очень много. Я давно сбился со счета. Каждый раз это была новая. Может, я и не против бы был с кем-то встречаться, но никто не мог ждать меня и встречаться урывками. Я ведь никогда не знал, когда в очередной раз мне удастся вырваться. Но мне не хватало танцев, общения. Знаешь, все эти встречи были циничными и простыми. А мне хотелось чего-то большего. Больших чувств, много времени, приключений, безумных поступков, от которых захватывало бы дух, хотелось жизни, хотелось красоты момента. Знаешь, есть такие моменты, когда ты рискуешь, висишь между жизнью и смертью, или же просто делаешь что-то не очень важное, но… большое. Тебе этого никогда не понять. Любовница на несколько часов могла дать мне лишь какое-то физическое удовлетворение, но хотелось несоизмеримо большего. Вот и все. Самое мое яркое воспоминание — это та ночь на курорте. Тысячи картин нарисовал я, вспоминая ее и переживая вновь и вновь. Стоило мне памятью коснуться ее, как тут же на меня накатывала волна счастья. Вот и все.
Сатана на мгновение умолк, потом он продолжил:
— А знаешь, отец, почему этот конфликт произошел?
— Почему же?
— Потому что ты изначально считал меня ничем. Ничтожеством, тупицей. Ты считал, что ребенок глуп, не знает жизни и ничего в ней не смыслит. Поэтому нужно его направить на путь истинный и научить жить. Что ж, может быть, огромного ума и жизненного опыта у ребенка нет, но зато у него есть чувства. Ты не можешь запретить ребенку чувствовать и желать, как не можешь ты запретить ему дышать. Без воздуха человек погибает, погибнет он и без души. Твоя ошибка заключалась в том, что ты не считался с тем, что было. Ты хотел просто вложить что-то в ребенка, как в пустой сосуд, забыв, что у него уже есть содержание, с которым надо считаться. И поэтому ты делал то, что причиняло мне такую боль.
— Я не знаю, что сказать.
— Лучше ничего не говори, отец. За последние годы я слышал тебя достаточно. Но хотя бы признай, чего ты меня лишил.
— Чего?
Сатана взревел:
— Чего?! Жизни! Мне хотелось жизни! Мне нужна была жизнь! А ты держал меня в своей треклятой крепости! Как же я это ненавижу!
— Прости, сынок.
— Прости?! Нет, этого мало! Всей своей жизнью ты заплатил мне за причиненные обиды. Все, начиная от твоего рождения, было спланировано. Все твои несчастья — все предрешено. Я отправлял тебя на ужасные задания и заставлял нести зло людям. И ты клял добро, славил меня и нес в миры боль и страдания. И все это делал ты, не я.
Теперь Антихрист все понял. Он закричал:
— Да как ты мог!
Сатана продолжал:
— А Виктория? Кто мешал вам любить друг друга? Кто? Я! Я, Сатана, делал так, что когда ты любил ее, она презирала тебя, а когда любила она, отворачивался ты!
Антихрист был в бешенстве. Он раскраснелся и, глядя в пламя над полом, закричал еще громче:
— Скотина! Как ты мог!
— А как мог ты лишать меня общества друзей, когда я так любил общение?!
— Демиен, да ты хоть понимаешь, что ты натворил? Из-за того, что я не разрешил тебе общаться там с какими-то друзьями и шлюхами и рисовать, ты стал Сатаной и сделал несчастными миллиарды людей! Ты принес в миры войны, разлад, болезни, смерть только из-за того, что я не дал тебе рисовать! Демиен!
Сатана тоже кричал:
— Теперь ты понимаешь, что значили для меня общение, шлюхи и рисование?! Ты понимаешь?! Ты понимаешь, чем были для меня мои картины?
Антихрист кричал:
— Но миры, в которые ты принес боль и смерть…
Сатана прервал его, взревев:
— Мир это заслужил!
Антихрист весь дрожал от гнева и негодования. Он поднялся с кресла и машинально скинул черную мантию, характеризующую его как приспешника Сатаны. Дрожащей рукой он ослабил хватку воротника и открыл шею. Стил вдруг почувствовал, что задыхается. В глазах его застыли отчаянные слезы гнева и разочарования. Нетвердыми словами, вылетающими как-то быстро и незаметно, он почти прошептал:
— Я мог пережить то, что стал подонком и убийцей, я мог стерпеть, когда меня отвергала любимая женщина, я мог простить предательство, я мог победить сильнейшего врага, но пытка, что устроил ты мне сейчас — самая ужасная. Это невыносимо. Выходит, я породил отродье, которое из-за своих мелочных желаний готово заставить страдать все человечество. И не пытайся оправдаться. Этому нет оправданий.
Сатана возразил:
— Но разве ты не хотел, чтобы я стал великим правителем и бесстрашным воином? Я вижу, ты оправдал бы меня, если бы я нес зло, захватывая планеты и убивая других правителей. Нет, отец, тебе не осудить меня, потому что ты сам погряз в пороке и зле.
Антихрист сказал:
— Моя жизнь… Как так случилось? Ведь ты сопровождал меня с детства, с той ночи, когда пришел, но потом родился Демиен — ты же… Я не понимаю.
— Все просто. Дело в том, что у тебя была первая твоя жизнь, настоящая, которую ты не помнишь. Она была совсем не такая. В той жизни ты встретил Викторию, и вы полюбили друг друга. И родился я. И вы не позволяли мне выходить из дому. А потом маги учинили все это. Я убежал и спрятался в сосуд для темных духов. Теперь же я делаю так, что ты тысячи раз проходишь по одному и тому же порочному кругу. Рождаешься, встречаешь меня, продаешь мне душу, становишься Антихристом, влюбляешься в Викторию, убиваешь множество людей и сеешь зло по моим приказаниям, потом как будто рождаюсь я, ты меня мучаешь, а потом узнаешь о том, как я тебе отплатил. И умираешь. А потом все заново.
— Нет! — закричал Антихрист. Впервые в жизни ему было страшно. — Ты чудовище… — прошептал он.
— О, да, темные духи сделали из меня чудовище! — охотно согласился Сатана.
Воцарилось молчание. Антихрист медленно сел в свое кресло за стол. Его губы побледнели, лицо застыло без какого-либо определенного выражения, лишь темные глаза со слезами, готовыми покатиться по щекам, смотрели вдаль, куда-то сквозь пламя. Правда была слишком ужасной, слишком несправедливой. Антихрист делал последние попытки поверить в то, что это не так. Он сказал без какого-либо выражения:
