Евгений Скребцов - Последний паладин. Рождение
— Ты ведь понимаешь что это похоже на ловушку? С чего мне тебе верить?
— Да, понимаю, у тебя есть все основания мне не доверять. Но знай, придя сюда, я рискую собственной жизнью, а на кону вообще судьбы тысяч и тысяч людей, если не всего мира! И стою здесь сейчас я перед тобой по большей части из-за Анаэль, это она убедила меня прийти.
— Анаэль? Ты её знаешь?
Собеседник кивнул.
— Мы с ней вместе боремся с одним врагом. И этот враг пока побеждает.
Эвона как! Но откуда мне знать, что он не врет как сивый мерин? Хотя, по глазам вроде правду говорит.
Из-за двери послышались приближающиеся шаги и голоса сыновей.
— Старая конюшня завтра на рассвете! — выпалил незнакомец и сиганул в окно.
— Стой! — кинулся я в его сторону, но тут же раздался звук открывающейся двери и радостный возглас Максима:
— Вот и мы! Батя, ты чего?
— А? Где? — растерялся я.
— Чего такой потерянный говорю. Случилось что?
— Нет, нет, все хорошо! Задумался…просто.
— Ясно. Тогда принимай обновки!
— На пол с характерным металлическим звоном попадала целая куча различных доспехов. Ух, у меня аж глаза разбежались!
— Только примерь сначала вот это, — Максим протянул мне стальные наручи из двух пластин, соединенных черными кожаными ремешками, украшенные замысловатой гравировкой в виде оскалившейся головы льва.
Я принял протянутые вещи и внимательно их рассмотрел, а Макс в это время как-то ехидно смотрел на брата и победоносно улыбался, но не долго. Как только я одел наручи, довольная физиономия сменилась недоумением. А ехидная улыбка перекочевала на лицо Сани.
— Как так-то? — сокрушенно произнес Максим. — Батя, ты читер!
— А? — не понял я вообще, что происходит.
Зато Саня все понимал и поспешил объяснить, торжествующе глядя на насупившегося и расстроенного младшего брата.
— Видишь ли в чем дело, отец, — начал он не спеша, явно наслаждаясь моментом, — у этих наручей есть классовое ограничение на ношение — они предназначены для воина со специализацией «крепость», грубо говоря на воина-танка. И мы с Максимом поспорили: он говорил, что ты не сможешь их одеть, потому что класс у тебя не тот, а я ему говорил, что ты своим появлением уже сломал логику этого мира и без труда их оденешь. Соответственно я выиграл спор и самое время выполнять его условия.
Последняя фраза уже была адресована Максиму. Тот тяжело выдохнул и смиренно опустил голову, а я стоял и все равно тупил, не понимая до конца, что к чему.
— Хе-хе-хе, ну держись, братка! — Санька радостно потер руки и размял пальцы, затем скрестил кисти на лбу младшего, отогнул палец и влепил такой смачный щелбан, что даже на улице, наверное, было слышно звонкий щелчок.
— О дааа, вошло! — радости старшего не было предела.
А младший обиженно потер лоб, посмотрел на брата, как на врага народа, и возмущенно произнес:
— Мы же договаривались не сильно!
— Ой да ладно тебе! Не ной как девчонка, все равно лоб не твой, а виртуальный и боль тоже не настоящая. Но я вот зато получил реальное удовольствие.
— Да ну тебя! Батя, скажи Саньку, чтобы перестал глумиться, или я ему сейчас накостыляю.
А что я? Я стоял и улыбался, как дурак. Передо мной сейчас были не два взрослых мужчины, а мои мальчишки. Будто все вернулось на двадцать лет назад, будто не было этого ужаса. Кажется, сейчас раздастся родной голос жены и позовет нас всех ужинать.
— Ла-а-адно, не обижайся, — произнес Саня примирительным тоном и несильно толкнул брата в плечо. Доставай лучше оставшиеся части сета* (* — примеч. сет — комплект доспехов).
* * *— Not bad, — Максим одобрительно кивнул головой, когда я полностью облачился в предложенные вещи. — А ничего так, батя, внушаешь.
Я посмотрел на старшего, и тот подтвердил слова своего брата.
Жаль, тут зеркала нет. Хочется самому оценить свой внешний вид. Ну да ладно, поверю на слово, главное, что дискомфорта не чувствую. Подвижности, правда, явно поубавилось, но, дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Единственное, что было пока очень непривычно — это шлем.
— А вот це обязательно? — ткнул я пальцем в него, — неудобственно как-то.
— Обязательно, — отрезал старший. — Своё лицо ты засветил, мало ли кто узнает. Так что старайся вообще не снимать шлем на людях.
— О! Чуть не забыл! Держи.
Максим протянул мне темно-серый шерстяной плащ с черной замысловатой вышивкой, который я одел без лишних вопросов.
— Отлично! Совсем другой человек, теперь никто не догадается, что ты — тот самый парень из газеты.
— Пока не догадается, — исправил Саня. — Кому будет нужно, вычислят наш трюк с переодеванием, не сразу, но со временем обязательно. Это скорее защита от любопытных.
Я вдруг вспомнил о том, что хотел спросить, когда Максим заговорил о газете.
— У меня есть один вопрос.
— Да, конечно, слушаем, — хором ответили сыновья.
— Когда игру переименовали?
— В смысле? — два непонимающих взгляда смотрели на меня.
Хорошо, как бы это спросить понятнее.
— Местная газета называется «Вестник Гиперии», и в ней была статья, написанная от имени администрации Гиперии, но раньше ведь эта игра называлась Гипербореей?
— Ах вот ты о чем, — сообразил старший. — Не совсем так. Чисто формально это две разные игры, не имеющие ничего общего.
Ага. Чем дальше в лес, тем меньше я вообще понимаю, что происходит. А должно быть вроде как наоборот. Мало того, что я каким-то неведомым образом умер и возродился в игре, так выходит, что это ещё и две разные игры, что за хрень?!
— Ничего не понимаю…
— Говорю же — формально, а фактически — это один и тот же мир. В общем долгая и запутанная история.
— Да мы вроде как никуда и не спешим, — я сел на стул и внимательно посмотрел на старшего, приготовившись впитывать очередную порцию информации, которую еще потом предстоит переварить.
— Вообще-то я спешу, — произнес Саша. На его лице читалась какая-то борьба, но затем он махнул рукой и тоже присел за стол. — Значит так, постараюсь быть краток и понятен, а ты слушай и не перебивай. Все вопросы после. Договорились?
Я молча кивнул и, облокотившись на стол, подался чуть вперед, готовясь запомнить каждое услышанное слово.
— В общем, хоть корпорация, владевшая тогда Гипербореей, и пыталась замять инциденты с гибелью людей в игре и всячески затыкала дыры, через которые информация о них могла просочиться в прессу, у нее ничего не вышло.
После первого же услышанного предложения возникли вопросы, но я сидел, стиснув зубы, и молчал, но в голове буквально зудело: «гибель людей? Значит, я не один умер тогда? Неужели мои ребята? Андрюха? Бах?»
