Кристофер Сташеф - Чародей в ярости. Чародей-странник
Род поймал на себе взгляд Саймона. Тот кивком указал на Фларана и сочувственно улыбнулся. Род улыбнулся в ответ. Оба понимали, как это больно — правда жизни.
Тронувшись в путь, Род и Саймон попробовали было снова завести непринужденную беседу на семейные темы, но разговор не заладился.
Конечно, непринужденности в немалой степени мешало мрачное настроение Фларана, сидевшего по другую сторону от правившего Вексом Рода. Какое-то время ехали в полном молчании. Неловкость и напряжение нарастали. Наконец Род решил, что с него хватит.
— Послушай, Фларан, — сказал он, — я понимаю: трудно смириться с мыслью о том, что Альфар пытается превратить всю страну в послушных марионеток, но занимается он именно этим. Поэтому нам остается только признать это и попытаться, отойдя чуть в сторону, посмотреть, что мы могли бы с этим поделать. Понимаешь? От того, что ты будешь посыпать голову пеплом, никому не станет ни жарко ни холодно.
Фларан посмотрел на Рода. Было видно, что мысли его только что блуждали в дальней дали.
— Нет-нет, друг Оуэн, я думал совсем не про это.
Род только и вымолвил:
— О? — Помолчав пару секунд, он осведомился: — А про что же, если не секрет?
— Про то, о чем говорила та подавальщица.
— То есть? О том, что люди, наделенные колдовским даром, обладают данным им от природы превосходством над другими людьми? — Род покачал головой. — Это полная чепуха.
— Нет, в этом есть какой-то смысл, — возразил Фларан и задумчиво воззрился в небо. — И вправду, чародеи и ведьмы должны править миром.
— Да будет тебе! Ты еще скажи мне, что Альфар — славный парень и что на самом деле он вовсе не в неволю берет крестьян, а дарит им свободу!
Фларан вытаращил глаза:
— Правда, правда! Так и есть! Он освобождает крестьян от ига господ!
Род, беззвучно шевеля губами, отвернулся и сглотнул. Он глянул на Саймона и попросил:
— Посмотри-ка, что с ним. Похоже, что его начали окутывать чары.
— Да нет же! — оскорбленно воскликнул Фларан.
Саймон сдвинул брови и на пару мгновений уставился в одну точку.
— А я даже того не слышу, про что он говорит, Оуэн. Слышны только мысли о том, как прекрасны поля вокруг нас, как хороша собой была та девушка, что подавала нам еду. — Он перевел взгляд на Рода. — Нет, это не мысли человека, чей разум опутан чарами.
— С чего вы взяли, что меня околдовали? — вскричал Фларан. — Только с того, что я правду говорю, сударь Оуэн?
— Правду? — фыркнул Род. — Кто-то хорошенько напичкал тебе мозги всякой пакостью, если ты считаешь, что это правда!
— Да нет же! Вы сами посудите! — Фларан в отчаянии развел руками. — Простолюдинам непременно нужны господа…
— С этим я мог бы поспорить, — проворчал Род.
— Но сказать бы не посмел! Судя по тому, что мне довелось повидать на своем веку, это правда! — Фларан выгнул шею и посмотрел на Саймона. — А ты что скажешь, сударь Саймон?
— Кто-то править должен, — не слишком охотно согласился Саймон.
— А если кто-то должен править, значит, должен быть господин! — Фларан стукнул себя по коленке. — А разве для крестьян не лучше, чтобы ими правили господа, которые, как и они сами, родились крестьянами, которым знакома боль нищеты, все унижения, испытываемые простым людом? Неужто справедливее и добрее те господа, что привыкли кушать на серебре, носить на пальцах перстни с рубинами, жить в роскошных замках, не ведать, что такое тяжкий труд от зари до зари, что такое нужда? Нет, эти господа не снизойдут даже до того, чтобы глянуть вниз с башни своего замка. О простых людях вроде нас с вами они говорят так, будто мы — презренные черви! Будто мы — вещи, их собственность! Скот! Не мужчины и не женщины, не люди!
Род в страхе смотрел на Фларана.
— Где ты наслушался таких подстрекательских речей? — спросил он.
— А разве в подстрекательских речах не может быть правды? — чуть смущенно, покраснев, проговорил Фларан.
— Не знаю, с кем тебе довелось побеседовать, — пожал плечами Род, — но это явно был не лорд. Большинство из них таких разговоров не ведут, да и как тебе могла представиться возможность побеседовать с особой благородной крови?
— А у меня хороший слух, сударь Оуэн. Может, язык у меня подвешен слабовато, но уж что-что, а слышу я хорошо. Случалось мне говорить с людьми, которые господам прислуживают, — вот от них я и выведал, как господа про нас отзываются. Я слыхал мысли своих соседей, слыхал и то, что они порой говорили вслух. Они мучились и изнывали под игом господ, так что я никак не могу рассудить, что они служат самым лучшим на свете господам. — Фларан покачал головой. — Нет, в словах той девушки-подавальщицы был очень даже большой смысл… Ведь кто лучше знает о нуждах людей, как не те, кто способен прочесть их мысли? А кто лучше присмотрит за их трудами, как не тот, кто сам знает, как тяжки эти труды?
— Это все отговорки, — проворчал Род, отвернулся и увидел вдали группу крестьян, идущих по проселку к большой дороге. Одетые в бедную домотканую одежду, крестьяне сгибались под тяжестью дорожных мешков. — Вот! — сказал Род и указал в их сторону. — Вот правда, вот смысл, о которых ты пытаешься толковать! Бедняки бредут по дорогам — потерянные, одинокие, потому что их дома разрушены войной! Есть и иные, чьи дома нетронуты, но и они похватали тот жалкий скарб, который успели собрать, и стремятся спастись бегством, потому что страшатся правления выскочки, коему не доверяют!
— Но во времена войн крестьянские дома всегда горят! — горячо возразил Фларан. — Так всегда бывает, когда господа ведут свои войска в бой! Но на этот раз война может принести крестьянам хоть какое-то облегчение, ибо тот, кто станет победителем, рожден среди них!
— Отговорки, — снова повторил Род. — Подтасовка! — Он развернулся и в упор посмотрел на Фларана. — Да, подтасовка! Позволь, я объясню тебе, что это такое — подтасовка, — с жаром проговорил он, развернувшись к соседу. — Это когда чему-либо придается обличье разумности и справедливости, но на самом деле этого нет и в помине. На самом деле подтасовка нужна исключительно для оправдания того, что ты вознамерился сделать, или того, что ты уже натворил. Тогда твои деяния станут выглядеть благовидными, а на самом-то деле это вовсе не так. Именно этим ты сейчас и занимаешься: пытаешься приукрасить дурное, заставить его выглядеть хорошим, добрым. Но все твои доказательства можно свести к одной-единственной фразе: «Я желаю власти, и я ее получу». А подлинные причины этого желания — зависть и жажда мести!
Говоря, Род заметил, что крестьяне, нагнавшие их, остановились по обе стороны от повозки. Рода это не огорчило — пусть будут свидетели, пусть слышат!
