Наталья Колпакова - Бегущие по мирам
– Дедушка, а ты кто? Звездочет, да?
– Нет, конечно! – отрезал Тандем, оправляя бархатную мантию, златошитую символами родового созвездия.
– Значит, нищий?
– Да как ты смеешь!..
– Ну не обижайся. Тебе просто есть нечего и жить негде, да?
Девочка задумалась, решая непростую задачу. Замечательный сухой чердак с голубями легко вместил бы еще одного жильца. Но вдруг дедушка не любит животных? Тогда он будет обижать ее зверушку. Правда, он выглядит добрым. Но мама говорит, нищие злые, потому что у них злая жизнь. Строго говоря, ей вообще не следовало бы заговаривать с ним, даже приближаться. Ей здорово влетит, если мама узнает. Но мама не узнает, а дедушка в чудном халате такой беззащитный и так жалобно плачет... Да, но зверушку она нашла раньше и теперь вроде как не может ее предать. Несколько секунд судьбы вселенной колебались на этих ненадежных весах...
– Ты сейчас за угол заверни и иди все время прямо. Там парк будет, у него забор такой красивый, называется ограда. А за парком дом длинный, зеленый. Двухэтажный. Называется приемное отделение. Там тетя Лида медсестрой работает. Скажи там, что бывший звездочет, то есть астроном, а больше ничего не помнишь. Найдешь, не заблудишься?
Успокаивая себя тем, что сделала для бедного старого нищего все, что могла, девочка Даша поспешила домой. Спешить нужно было. Утренняя прогулка непозволительно затянулась, а если мама, выглянув в окно, не увидит ее во дворе (а как ее, Дашу, там увидишь, если она здесь?), то улицы ей вовек не видать. И кто тогда будет кормить зверушку? Итак, она помчалась домой, а история пресветлой госпожи Аленны и ее верного стража помчалась в предел белого тумана, к самому краю мира, и даже дальше. Предопределение? Что же еще, скажет верящий в судьбу. Но не странно ли, что судьба ходит по своим заповедным тропам в растоптанных детских сандалиях?
– Эй, хозяева! Есть кто? Принимайте...
Молодой врач широким жестом показал на носилки.
– Примем как родных.
Показавшийся в дверях санитар – ровесник врача, но с глубоко, не по возрасту, залегшими морщинами – уже выкатывал каталку.
– Поторапливайтесь, там их много.
– Переложить поможете?
Умотавшийся врач – дежурство выдалось хлопотное – замялся:
– Вы что, один?
Санитар молча водворял покойника на последнее место временной регистрации. Не в его интересах было вдаваться в объяснения. Не рассказывать же этому славному, но совершенно постороннему врачу, что в один прекрасный день обнаружил себя посреди улицы с начисто отбитой памятью, безымянным и бездомным, в каких-то диких тряпках – пацаны пальцами тыкали – и буквально чудом пристроился сюда, бессменным ночным работником морга и дневным постояльцем каптерки. Как известно, подлинная, кристальная благотворительность встречается редко. Он тогда нисколько не удивился, услышав требования: днем помогать с уборкой территории, ночью отстаивать вахту в одиночку. А что такого? Даже хорошо, что людей мало. В смысле живых. Так-то оно спокойней. Мертвых же он не только не боялся, но даже, странная штука, испытывал к ним нечто вроде дружеского расположения. Хотя Двенадцать магов, его сотоварищей по магическому Совету, не нашли бы в этом ничего удивительного. Санитар, приучившийся откликаться на «дядю Семена», им же известный как Тарантул, или Восьмой, с юности отличался склонностью к некромантии и большими в этом деле дарованиями.
Не дождавшись ответа, врач, которого словно бы распирало что-то, юркнул следом за санитаром в двери морга. Догнал уже у стола, как ни в чем не бывало взялся за мешок.
– Узнаёте?
– Кого? – Санитар пригляделся к лежащему на каталке. – Да мы вроде незнакомы...
– Эк его перекосило, – хмыкнул врач (по молодости лет он был склонен щеголять цинизмом). – Не узнают! На сцене-то они и впрямь посимпатичнее. – И, все еще наблюдая на лице собеседника непонимание, пояснил: – Это ж Бэзил! Ну звезда!
Санитар не питал ни склонности к модной музыке, ни пиетета к ее героям. Однако кое-что о ней знал – поневоле. Ночные вахты тянулись долго, а морг, понятно, особых развлечений не предлагал. Водкой «дядя Семен» не увлекался, оставался крохотный телевизор, уверенно ловивший на свою антенку только музыкальный канал. Вот и приходилось солидному в общем-то человеку наблюдать, как извиваются на экране существа в блестящих перьях и татуировках. Бэзил, «мировая звезда ар-энд-би, только что выпустивший свой первый альбом», был особенно густо покрыт татуировками и извивался как-то на редкость противно. Неудивительно, что каждый его хит влет брал первые строчки хит-парадов. Кроме интенсивной клубно-концертной деятельности звезденыш раздавал интервью направо и налево, носился по презентациям и отравил санитару не один телевечер. А сейчас, молчаливый и безобидный, виднелся из пластикового мешка, как мертворожденный мотылек из лопнувшей куколки. Санитар без тени злорадства взглянул на его юное глупое лицо.
– Чего это с ним?
– Утопление, – отчего-то усмехнулся врач. – Пошли, там таких красавцев еще четыре штуки.
– Кто ж это их всех?
– Сами утопли. В тачке.
«Дядя Семен» с озадаченным видом покатил каталку следом за врачом.
Поднапрягшись, он еще мог представить утопление в ванной, но как пятеро взрослых людей, пусть и звезд поп-музыки, утонули в тачке – это было выше его понимания. «Ничего, уйдут все, сам разузнаю», – мелькнула странная мысль.
Задумываться над нею было, однако, некогда. Перевозка с распахнутыми дверцами торопилась вывалить на каталку новую порцию ужасов. Следом за Бэзилом в морг перекочевали три музыканта из его группы. На каких инструментах играли юноши, видеоклипы не проясняли, но двигались они в такт и подпрыгивали высоко. А «на сладкое», по словам молодого циника-врача, последовала девчонка с простецкой мордашкой, имевшая при жизни загадочную профессию светской львицы. Девчонка тоже охотно вертелась перед камерами, в последнее время в компании Бэзила, с которым у нее был «роман». Ничего львиного в ней и при жизни не наблюдалось, а сейчас, при виде перекошенного лица бедняжки, приходили на ум сравнения разве что с мокрой мышью. Санитар со вздохом повез тело в свою вотчину. К смерти он относился философски, несправедливостью ее не считал, но ерничать по поводу безвременной, как ни крути, гибели даже таких вот уродцев его почему-то не тянуло.
– Всегда ее терпеть не мог! – припечатал врач, захлопывая дверцы машины.
– Ну, долго еще? – простонал из кабины, как из преисподней, бестелесный голос.
– Все-все, едем!
Санитар остался в тихой компании новопреставленных. Не спеша прибрался, согрел себе чаю. С горячей чашкой в ладонях обошел незадачливых соседей – познакомиться поближе, все-таки вместе ночь коротать. Постоял над каждым, вглядываясь в лица так пристально, что, казалось, погружался взглядом глубоко в разум и еще дальше, в самую сокровенную впадинку, оставленную душой. Впадинки у юных покойников оказались мелкие, смазанные, словно ямки в сухом песочке. Санитар ощупал их вполсекунды. Рука сама собой вытянулась ладонью вниз, описала круг над каждым. Ладонь жгло. Видно, слишком горячим оказался чай в чашке.
