Роберт Джордан - Перекрестки сумерек
Селанда резко оборвала свою речь, ее глаза сверкали в лунном свете, она явно наблюдала за ним. О Свет, ее больше беспокоило то, как он это примет, чем то, что это значило! Он заставил себя расцепить руки. Масима презирал Айз Седай почти так же, как презирал Приспешников Темного, да он и считал их почти что Приспешницами Темного. Так зачем ему принимать у себя двух Сестер? Зачем им идти к нему? Мнение Анноуры о Масиме было скрыто за обычными для Айз Седай намеками и двусмысленными замечаниями, которые могли значить все что угодно, но Масури открыто заявляла, что этого человека следует посадить на цепь как бешеную собаку.
– Скажи Хавиару и Нериону, чтобы следили за Сестрами во все глаза, и спроси, не смогут ли они подслушать, о чем говорится на этих встречах с Масимой. – А может быть, Хавиар ошибся? Нет, в лагере Масимы, если его можно так назвать, было не так уж много женщин, и было трудно поверить, что тайренец мог принять за Масури одну из этих немытых гарпий с глазами убийц. По сравнению с женщинами, которые соглашались присоединиться к Маси-ме, мужчины выглядели не опаснее Лудильщиков. – Скажи им, однако, чтобы соблюдали осторожность. Лучше пусть у них ничего не выйдет, чем если их поймают. Они никому не принесут никакой пользы, болтаясь на виселице. – Перрин понял, что это прозвучало грубо, и постарался смягчить тон. С тех пор как похитили Фэйли, это удавалось ему с трудом. – Ты хорошо поработала, Селанда. – По крайней мере, он не устраивает ей разнос. – И ты, и Хавиар с Нерионом. Фэйли гордилась бы вами, если бы узнала.
Улыбка озарила лицо Селанды, и она горделиво выпрямилась, хотя и так стояла очень прямо. Гордость, чистая и яркая, гордость за сделанное дело, почти заглушала в ней все остальные запахи!
– Благодарю вас, милорд! Благодарю вас! – Можно подумать, что он щедро вознаградил ее. Впрочем, если подумать, пожалуй, так оно и было. Хотя, с другой стороны, Фэйли вряд ли была бы так уж довольна тем, что он использует ее «глаза-и-уши», или даже, что он вообще знает о них. Когда-то одна мысль о том, что Фэйли может быть недовольна, лишила бы его спокойствия, но это было до того, как он узнал о ее шпионах. А еще те слова о Сломанной Короне, которые обронил Илайас. ^ Общеизвестно, что у жен всегда бывают свои секреты, но всему есть предел!
Одной рукой расправляя плащ на своих узких плечах, Балвер кашлянул, закрывшись другой.
– Хорошо сказано, милорд. Просто превосходно. Миледи, уверен, что вы хотите как можно скорее передать инструкции лорда Перрина по назначению. Будет ужасно, если у нас возникнут какие-либо накладки.
Селанда кивнула, не сводя глаз с Перрина. Она раскрыла рот, и Перрин готов был поклясться, что она собирается сказать что-то вроде того, что надеется, что он обретет воду и тень. О Свет, вода была единственным, чего у них имелось в избытке, хоть она была по большей части заморожена, а тень в это время года вряд ли кому-нибудь так уж нужна, даже в полдень! Похоже, она скорее всего именно это и собиралась сказать, но, несколько поколебавшись, все же сказала так:
– Благодать да пребудет с вами, милорд. Да позволено мне будет так сказать, милость пребывает с леди Фэйли благодаря вам.
Перрин коротко склонил голову в знак благодарности. У него во рту стоял вкус пепла. Благодать выбрала странный способ пребывать с Фэйли, послав ей мужа, который до сих пор не сумел найти ее, после двухнедельных поисков. Девы говорили, что ее сделали гай'шайн и что с ней не будут обращаться грубо, но при этом сами признавали, что эти Шайдо уже нарушили сотню своих собственных обычаев сотней различных способов. На его взгляд, похищение было само по себе достаточно грубым обращением. До чего же горек пепел.
– Эта леди справится с поручением как нельзя лучше, милорд, – тихо проговорил Балвер, глядя, как Селанда исчезает во тьме между повозками. Одобрение секретаря удивило Перрина; еще недавно тот пытался отговорить его от того, чтобы использовать Селанду и ее друзей, упирая на то, что у них слишком горячие головы и на них нельзя положиться. – У нее есть необходимое чутье. У кайри-энцев это часто встречается, и у тайренцев тоже, до некоторой степени – по крайней мере у благородных, особенно у одного… – Он резко оборвал себя и настороженно взглянул на Перрина. Если бы этот человек был кем-нибудь другим, Перрин мог бы поклясться, что он случайно сказал больше, чем намеревался, но он сомневался, что Балвер способен проговориться таким образом. Его запах оставался спокойным и не менял интенсивности, как было бы, испытывай он неуверенность. – Могу ли я прокомментировать кое-что из ее доклада, милорд?
Скрип копыт на снегу объявил о приближении Айрама, ведущего Перринова мышастого жеребца и своего серого в яблоках мерина. Животные пытались укусить друг друга, и Айрам держал их на расстоянии, хотя и с некоторым трудом. Балвер вздохнул.
– При Айраме ты можешь говорить все, что необходимо, мастер Балвер, – успокоил его Перрин.
Тот склонил голову, выражая покорность, но при этом вздохнул еще раз. Все в лагере знали, что Балвер обладает искусством сводить воедино все слухи, случайно услышанные замечания и действия людей и составлять из них картину того, что происходит на самом деле и что должно вскорости произойти. Сам Балвер считал это частью своей работы секретаря, но по каким-то соображениям предпочитал делать вид, будто бы ничем подобным не занимается. Это была совершенно безобидная причуда, и Перрин постарался подбодрить его.
– Мы с мастером Балвером немного пройдемся, а ты держись сзади, – произнес он, беря из рук юноши повод Ходока. – Нам нужно поговорить с глазу на глаз. – Вздох Балвера был настолько легким, что Перрин едва расслышал его.
Айрам, не говоря ни слова, отстал от них и пошел в нескольких шагах позади, но его запах снова стал острым и неспокойным – тонкий кислый запах. На этот раз Перрин распознал, что он значит, хотя обратил на него не больше внимания, чем обычно. Ай-рам испытывал зависть к любому, кроме Фэйли, кому хозяин уделял свое внимание. Перрин не видел способа положить этому конец, и кроме того, он настолько же привык к ревности Айрама, как и к конспираторским замашкам Балвера, идущего сейчас рядом с ним подпрыгивающей походкой. Тот несколько раз оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что Айрам не подходит слишком близко и не услышит ни слова, прежде чем наконец решился заговорить. Острый как бритва запах подозрительности Балвера, удивительно сухой и без единой капли тепла, странным образом оттенял ревность Айрама. Невозможно изменить людей, которые сами не хотят меняться.
Коновязи и повозки с провиантом располагались в центре лагеря, где ворам было бы сложно к ним подобраться, и хотя небо для большинства глаз все еще выглядело черным, возчики и конюхи, которые спали рядом со своими подопечными, уже проснулись и складывали одеяла; некоторые укрепляли навесы, сделанные из сосновых веток и сучьев других деревьев, собранных поблизости в лесу на случай, если они понадобятся и на следующую ночь. Уже разожгли костры для стряпни, и над ними уже висели маленькие черные котелки, хотя из еды в лагере имелись только овсянка и сушеные бобы. Охота и силки прибавляли к их рациону немного мяса, оленину и крольчатину, куропаток, тетеревов и тому подобную дичь, но этого хватало едва-едва, учитывая количество едоков, а закупать продукты стало негде еще до того, как они пересекли Элдар. За Перрином следовала рябь поклонов, реверансов и бормотаний «С добрым утром, милорд» и «Благослови вас Свет, милорд», но те, кто видел его, тут же переставали укреплять навесы, а некоторые сразу же принимались их разбирать, словно почувствовав по его походке, насколько он исполнен решимости. Они уже давно должны были это понять. С того самого дня, когда Перрин осознал, насколько грубый промах допустил, он ни одной ночи не провел на прежнем месте. Он отвечал на приветствия, не останавливаясь.
