Барбара Хэмбли - Время Тьмы
– Возможно, – сонно согласился колдун. – Но тогда можно спросить, почему Дарки живут так. Все, что нам нужно, – безопасность; и мы останемся в безопасности до тех пор, пока ворота закрыты на ночь, – он перевернулся на другой бок. – Спи, Джил.
Джил щурилась на отражение огня, размышляя об этом. Ей пришло в голову, что если однажды Тьма проникнет сюда, здешняя безопасность превратится в удвоенную угрозу. В стенах Убежища царил вечный мрак, как в лабиринтах ночи в чреве земли, которых никогда не касался солнечный свет. Она встревоженно позвала:
– Ингольд?
– Да? – в его голосе чувствовалась усталость.
– Что это за Закон Убежища, о котором говорила капитан? Какое это имеет отношение к тому, что мы ночуем здесь?
Ингольд вздохнул и повернул к ней голову, угасающий огонь играл на линиях и шрамах его лица.
– Закон Убежища, – сказал он ей, – гласит, что безопасность Убежища – превыше всего, превыше жизни, чести, жизней родных или любимых. Он не зависит от того, что люди останутся за воротами после наступления темноты, и когда ворота закрыты на ночь, правилом Убежища есть и всегда должно быть то, что никто не пройдет через них до рассвета. В древние времена в наказание за открытие ворот – какой бы ни была причина – между заходом и восходом солнца виновного приковывали к колоннам, стоявшим на маленьком холме напротив дверей через дорогу, и оставляли на ночь Тьме. Теперь спи.
На этот раз он, должно быть, вложил чары в свои слова, потому что Джил сразу уснула, и слова колдуна последовали за ней в темноту сна.
Тьма вышла на охоту. Джил могла чувствовать ее, воспринимать темное движение через крутящуюся изначальную темноту, смутное шевеление невыразимых бездн, которых никогда не касался свет. Неясно, сквозь свинцовый туман сна, Джил пыталась вспомнить, где она. Убежище, Убежище Дейра. Быстротечные спутанные образы приходили к ней, скользя через ночные коридоры и приближаясь к избранной добыче. Она чувствовала это молчаливое выжидающее недоброжелательство, запах, ибо они сильно пахли, горячую пульсацию крови и через густой дрожащий мрак – багровую темноту, отблеск жертвы, эпицентр кружащегося вихря страсти и ненависти...
Но ее окружало вовсе не замкнутое Убежище, а ветер, страшный, до костей пробирающий холод, шум воды вокруг каменных колонн, белая волна, блики брызг и леденящее прикосновение воздуха над рекой. Жадная сила грызла камень, прожорливые души пересчитывали сияющие бусины четырехмильной цепи запутанного сна и смеялись злорадным смехом.
Она открыла глаза, пот выступил на лице при воспоминании об этом злорадном смехе. Она прошептала:
– Ингольд... – почти не желая издавать звук из боязни, что они могут услышать.
Колдун уже проснулся, седые волосы были растрепаны, взгляд насторожен, словно он прислушивался к какому-то далекому звуку, который Джил не могла расслышать. Тусклый голубой шар колдовского света висел у него над головой; огонь в комнате давно погас.
– В чем дело? – мягко спросил он. – Что тебе приснилось?
Она глубоко вздохнула, собирая быстро тающие обрывки ощущений, которые слышала и чувствовала.
– Тьма...
– Я знаю, – мягко сказал он, – я тоже ее чувствовал. Что именно? И где?
Она села, заворачиваясь в плащ, словно это все еще заставляло ее дрожать.
– Я не знаю, где это было, – сказала она чуть спокойней. – Был поток воды и... камень... тесаный камень, я думаю, колонны. Они отрывали куски камня от колонн, бросали их в поток... и... и смеялись. Они знают, где Тир, Ингольд, – добавила она тихим и настойчивым голосом.
Он прошел к ней через всю комнату и обнял рукой за плечи, чтобы успокоить. Его голос был мрачным, когда он сказал:
– То же видел и я. Он со своей матерью в половине дня пути от каменного моста, пересекающего ущелье реки Эрроу.
Где-то над черными тучами небо, может быть, сияло, готовое к наступлению дня, но если даже это было и так, Руди Солис видел мало признаков этого. Каньон, через который извивалась дорога, был похож на черный тоннель. Руди пробирался по пробуждающемуся лагерю, не в силах объяснить свою тревогу, проходя через кучки собиравших вещи беженцев, толпящихся у костров с завтраком, почти подсознательно возвращаясь к повозкам, которые он незаметно покинул перед тем, как лагерь проснулся.
Там были разложены костры, они отбрасывали мерцающий отблеск на лагерь. Альда проснулась и кормила Тира хлебом, размоченным в молоке, в маленьком укрытии в задней части повозки.
С другой стороны костра несколько воинов Дома Бес молча поглощали свои скудные пайки. Дальше среди повозок другая женщина, служанка Дома, что-то приказывала двум маленьким детям, а сама кормила ребенка, еще меньшего, чем Тир, ее муж в угрюмом молчании давал корм волам. Наверху в ледяных порывах ветра, как кнуты, хлопали флаги.
Руди покачал головой и улыбнулся Альде, прислонившись плечом к стойке, подпиравшей крышу повозки.
– Знаешь, если что-то и изумляет меня в этом путешествии, так это то, что так много детей выжило. Они снуют по всему лагерю. Посмотри вон на того. Он выглядит так, будто его унесет первым порывом ветра.
– Это она, – тихо ответила Альда, глядя на ребенка, играющего в пятнашки под ногами упряжки лошадей. Мать маленькой девочки увидела, что она делает, и позвала ее к костру, и ребенок со счастливой беззаботностью того, кто лишь недавно научился ходить, весело побежал назад, прочь от опасности, обнаженного оружия, сжимая в руках сокровище – пучок соломы.
Руди рассеянно потянулся, чтобы погладить волосы Тира.
«Он вырастет таким же, – подумал он, – бегая по темным лабиринтам Убежища Дейра и обучаясь фехтованию у стражников...» Было странно думать, что Альда и Тир собираются прожить годы в крепости, которую Руди никогда не видел, долго после того, как он покинет их.
Если только они доберутся туда – и он вздрогнул от собственных невеселых мыслей.
– Обычное дело, – продолжала Минальда с блеском несмелого озорства в голубых глазах, – если ты заметил, это не женщины и дети сидят на обочине и умирают. Если ломается повозка, мужчина будет стенать и сокрушаться, женщина же станет толкать ее. Обрати внимание при случае.
– Да? – сказал он, подозревая, что она смеется над ним.
Альда послала ему косой дразнящий взгляд.
– Серьезно, Руди. Женщина выносливей. Она должна быть такой, чтобы защищать детей.
Он вспомнил продуваемую ветром галерею в Карсте, развевающуюся белую одежду девушки, бежавшей по залу в темноту.
– А-а-а... – не очень-то любезно уступил Руди, и она засмеялась.
Еще больше детей вертелись в круге у костра, стайка лагерных сирот со стройной молодой девушкой, которая была у них за старшую и несла на руках младенца. Девушка и служанка остановились поговорить. Глядя на них, Руди вспомнил, как увидел Альду и Медду в тот первый день на террасе виллы в Карсте.
