Эльберд Гаглоев - Во славу Блистательного Дома
Глава 18
* * *Не знаю, может, отраву другую применили, но голова казалась ясной, как, впрочем, и ситуация, мысли не разбегались. Хотелось выпить и закусить. И я уже решил воспользоваться любезно предоставленным пропитанием, как вдруг в полутьме звякнуло. Глаза к окружающему полумраку попривыкли, и мне без особого труда удалось рассмотреть и второй подарок моих вероломных соратников. Ба! В углу, закованным в той же манере, что и я, правда, вчера, пребывал коварный племянник покойного капитана и шада Онгака Оглана.
– Привет, – в углу угрожающе зазвенело. – Есть будешь?
Теперь угрожающим было шипение. Наверное, с горя умом повредился. Еще бы, такая неприятность. И сам в плену, и вещички тю-тю. Но человек я незлобливый. Это вот в порыве гнева – страшен. Признаю. Мама говорила, что я гневлив. Может быть. Но вот так, потом, когда отойду, еще и сам кучу оправданий виновнику найду. Другое дело, не всегда получается. С виновниками царственного гнева нашего всякое случается. А потом – лениво.
Так что налил я себе бокальчик. И остановился. А если от греха подальше надумали меня пленители вплоть до стационарного узилища дурманом накачивать? Так ведь и все варианты побега упустишь, буде те вдруг подвернутся. Так что я как можно дружелюбнее улыбнулся в темноту и спросил.
– Вина тоже не хочешь?
Не видел я еще студентов, которые бы от вина отказывались. Этот тоже исключением не оказался.
Алкоголь молодой человек употреблял без спешки и фанатизма. Так просто. Стресс снимал. Но время требовалось выждать. А ну, как отрава повлияет? Я потому яблочко откусил. Покатал по рту кисловатую мякоть. Жажду снял. Не преминул поинтересоваться:
– Ну, и как судьба-злодейка?
На что получил мотивированный ответ:
– Ну, а тебе, достойный яр?
Да, действительно, злодейка судьба. Это ведь какое везение иметь надо. Из плена вывернулся, вооружился, в такой веселой мясорубке уцелел, а вот от вероломства не уберегся. И все усилия коту под хвост. В принципе, никаких особых изменений. Маршрут круиза, конечно, изменился, что, несомненно, радовало. Но вот перспектива встречи с правоохранительными органами Империи по целому ряду причин совершенно не внушала оптимизма. Тем более, имелись веские основания предположить, что передадут меня для углубленного исследования арфанам. И если в первом случае оставалась надежда обойтись отправкой в работы – в переводе, на каторгу – то вот во втором случае шансов остаться живым было исчезающее мало.
Потому я тяжело вздохнул и признался:
– Не нравиться мне судьба-злодейка. Очень не радует меня ее поведение. Да как, впрочем, и твое.
Уллахафи потупился.
– Что мне мешает тебя убить, просто не понимаю. Ведь не первый раз ты меня уже удивляешь, – и замолчал, взял хорошо прожаренного цыпленка, оторвал от него половину и начал жевать. Надо же дать возможность собеседнику осмыслить сказанное. Но тот сразу в позу встал.
– Я не сделал ничего чести своей против.
Вот и веди с этой вероломной сволочью душеспасительные разговоры. Но апологет чести шипаса дискуссию прекратил, уютно оперся на стенку, почмокал губами и заснул. Предусмотрительность моя оказалась обоснованной. Вино пить не следовало. Обойдемся фруктами. Но размышления мои прервали.
– Сюда нельзя, – жестко сказали за дверью.
Охрана, наверное.
– Я на минуточку, – возразили совершенно очаровательным голоском. – Ведь не будет достойно чести контессы, если не посетит она человека от плена ее спасшего, когда на том же судне, что и она, тот находится. И, кстати, немало сил к захвату корабля этого приложившего.
– Сюда нельзя, контесса, – уже помягче повторили за дверью.
– Я не могу спорить с Хушшар, свой долг выполняющим. Но не будет же нарушением передать проявления моего внимания. Это просто вода, порезанный сыр и фрукты.
– Контесса, подстражный ни в чем не нуждается.
И кто же это у нас такой внимательный и заботливый? Да еще и умненький. За пару фраз столько информации выдал. Уж не та ли ловкая девчонка, что так проворно ножи мечет? Та самая, с мордашкой лукавого котенка.
А голосок за дверью задрожал, расплачется вот-вот:
– Но как же, я собирала...
– Нельзя, контесса, – уже совсем жестко отрезали.
– Ну, и хорошо, – и каблучки возмущенно затопали.
– А ваше...
Каблучки на секунду замолчали.
– Оставьте себе, – и под шорох шелка каблучки утарахтели.
– Вот же егоза, – одобрительно прогудел один голос.
– А с этим-то что делать? – всполошился второй. – Может, отдадим?
– Сказано, – построжал первый, – к дверям не подходить, кормушку не открывать, в разговоры не вступать. Потому как маг.
– Маг-то маг, – не согласился второй, – но видел я, как он клинками хлещет. Куда до него магу. Свой брат – храбрец.
Аргументы, похоже, на первого повлияли.
– Да сам я видел. Но приказ.
– Ладно тебе. Не пропадать же добру. И к двери я подходить не буду.
– Ну, ладно.
– Эй, брат-храбрец, – обрадовался разрешению первый.
– Чего тебе? – я вроде как ничего не слышал.
– Тебе тут гостинец передали, а двери отпирать не велено.
– Ну, так срубите его сами. У меня тут всего до кошкиного заговения хватит.
– Вот, я же говорил. Ты не грусти, брат-храбрец, а вдруг ошибка какая вышла.
Я хохотнул.
– Ладно тебе.
Сам пожевал еще и прилег на кушетку. И плеск волн за бортом, и мерное посапывание Уллахафи навевали дрему.
На палубе заголосили, затопали, корабль стал ощутимо замедлять ход. Похоже, мы подходили к порту, и, следовательно, путешествие заканчивалось. Да и по времени так выходило. Мы, вроде как, отплыли недалеко.
В общем-то, не много прошло времени, как корабль остановился, только покачиваться не перестал.
Незадолго до этого я обратил внимание, что та звуковая гамма, в которой я пребывал, обогатилась еще и гулкими позевываниями моих охранителей. А вот когда корабль остановился, позевывания сменились похрапыванием.
Я не поленился подойти к двери. В эту самую маленькую решеточку было очень хорошо видно. Спят.
Дверь, однако, моим усилиям не поддалась. Заколотили они ее что ли?
* * *Да-да, друзья мои. Стража, совсем недавно такая непреклонная и гордая, к требованиям устава внимательная, спала, как, впрочем, и многогранно талантливый Уллахафи. Положения моего, однако, это нисколько не облегчало. Двери были заколочены с другой стороны и, поскольку на все мои призывы браслет отзываться отказывался, явно не металлом. Знаете ли, есть такое изобретение человеческого гения. Называется «чоп». Такая тщательно оструганная деревяшка. Если ее вколотить в подходящее по размеру отверстие, то держит не намного хуже гвоздя. Так что с моей стороны открыть дверь не представлялось никакой возможности. Хотя... В несколько шагов я оказался рядом со сладко причмокивающим во сне Уллахафи. Охлопал. Совсем ничего полезного. Цепь вот только. Но от нее пользы по понятным причинам ждать не приходилось. Браслету ее скормить разве что? Но по зрелому размышлению решил я этого коварного юношу пока не освобождать. Очень уж характер у него живой. Пусть лучше в оковах побудет.