Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней
Бьярни, хоть и был потрясен исходом поединка, повреждений не получил и оставался в сознании все то время, пока шел бой. Он лежал на боку, руки его были связаны за спиной, ноги тоже опутаны ремнями. Попытавшись пошевелиться, он убедился, что вязали его руки умелые, сильные и старательные. Никто не обращал на него внимания – видно, фьялли верили в крепость ремней и не боялись, что пленник исчезнет из самой середины их стана.
Видеть он ничего не мог, но слышал все – шум сражения, боевые кличи, крики фениев, вопли боли, треск щитов, звон клинков и стоны раненых. Вот битва затихла, вокруг него толпами ходили фьялли, смеялись, бранились, кричали, искали друг друга, перевязывали раны, собирали добычу. Судя по их лихорадочному веселью, а также по тому, что поле битвы осталось за ними, фианны острова Клионн больше нет.
Сэвейги приносили и укладывали вокруг Бьярни пленных фениев – все они получили тяжелые раны и впали в забытье, иначе никогда не дались бы в руки противников живыми. Таких было человек двенадцать-пятнадцать, и среди них Бьярни увидел Киана. Куда тот ранен, Бьярни не мог разглядеть, да и узнал двоюродного брата только по одежде и прическе. Лежа на траве, тот глухо стонал в забытье. Будучи в сознании, он не издал бы ни звука, какая бы сильная боль его ни терзала. Остальные, видимо, погибли.
Но вот что порадовало Бьярни, – если в таком положении вообще можно радоваться, – что среди пленных оказалось больше двух десятков кваргов из его собственной дружины, в том числе Ивар хельд и Кари Треска. Оба старика были ранены и перевязывали друг друга обрывками своих же рубах. Видимо, поняв, что сражение проиграно, кварги предпочли сдаться в плен – гордым безумием уладов они не отличались, и Бьярни был этому рад.
Вдруг он увидел нечто неожиданное. Возле раненых фениев появилась молодая девушка – рыжеволосая, одетая в зеленое платье и красный плащ с золотой бахромой, с сияющей золотой застежкой на груди, точь-в-точь дева Иного мира из сказаний. Только башмаков из белой бронзы не хватало. Нельзя сказать, чтобы красота ее поражала и лишала разума, но все же это явление на поле битвы, среди сэвейгов, казалось таким невероятным, что Бьярни не поверил своим глазам. Склоняясь то к одному раненому, то к другому, девушка приподнимала их, старалась привести в чувство, давала пить, черпая серебряной чашей воду из ведра, которое несла за ней служанка, потом принялась перевязывать раны. Если бы не ее чисто уладский облик, Бьярни подумал бы, что видит валькирию, пришедшую на помощь умирающим героям. На снующих вокруг сэвейгов она не обращала внимания, они ее тоже вроде бы не замечали, и Бьярни вспомнил слова Элит: увидеть сидов может лишь тот, кто сам из рода сидов. Так не она ли это – богиня Клиона, покровительница острова и врачевательница страждущих? Очень похоже, вот только богиня могла бы быть и покрасивее…
Нет, все же сэвейги ее видели, а значит, боги и сиды здесь ни при чем. Когда девушка попыталась перевернуть Киана, один из сэвейгов, проходивших мимо, помог ей и даже сказал что-то, чего Бьярни не расслышал. Дева ему не ответила, а молча занялась раненым, но это означало по крайней мере то, что она оказывает пленным помощь с согласия победителей.
Не зная, на какое время покидает Снатху, Торвард прихватил с собой Тейне-Де. В ее заботах он больше не нуждался, но не собирался выпускать из виду такую ценную заложницу, имея которую в руках мог вести переговоры с Брикреном более уверенно и успешно. Тот пока не давал о себе знать, но Торвард не сомневался, что рано или поздно неистовый риг, воплощение Сына Ужаса, снова появится.
На Бьярни дева из Иного мира лишь бросила беглый взгляд и отошла – то ли не признала в нем своего, то ли увидела, что он не ранен, и не посчитала нужным тратить на него время. А между тем Бьярни был удручен своим положением не меньше, чем если бы ему досталась самая тяжелая рана. Оглушенный поражением, он если не ощущал, то осознавал его позор и горечь. Он не одолел своего врага и даже не погиб с честью, а попал в плен, не получив никаких повреждений, – его спеленали, как женщина пеленает ребенка, и Торварду не понадобилось даже выпускать из него кровь, чтобы одержать победу. Бьярни был достаточно опытным бойцом для того, чтобы за время их недолгого поединка оценить превосходство Торварда в силе, умении и опыте. А еще – в той ярости, в священном безумии, которое утраивает силы бойца. Все-таки он, Бьярни, по своему складу был мирным человеком: славы воина он жаждал лишь для того, чтобы заслужить уважение людей, а жить хотел мирно, заниматься хозяйством и заботиться о семье. Но Торвард был другим – война была для него единственным возможным образом жизни, и он отдавался ей всем пылом души и всеми силами тела, не пытаясь приберечь хоть что-то «на потом», не пытаясь сохранить себя для какой-то другой жизни, которая наступит после боя. Для него вся жизнь сжималась и укладывалась в этот бой – и снова, и снова, и снова…
Но и это было не все. Еще в самом начале поединка Бьярни ощутил нечто, что наполнило его ужасом и подорвало веру в победу: он почувствовал, как его собственная сила какими-то таинственными путями перетекает в Торварда! Он думал, что сам конунг фьяллей владеет какими-то чарами, позволяющими ему питаться силами противника и таким образом одерживать столько побед на земле и на море. Он не мог знать, что так проявляет себя проклятье Эрхины – то, которое сам Торвард так ненавидел и в которое в Морском Пути уже почти никто не верил. Потому что не может человек, проклятый госпожой священного острова Туаль, не только оставаться в живых вот уже почти год, но и одолевать всех, кто только оказывается на его пути!
Через какое-то время Торвард снова появился поблизости – видимо, вспомнил о своем пленнике. В неподпоясанной рубахе, усталый и осунувшийся, с темными кругами под глазами, Торвард конунг медленно подошел и с почти стариковской осторожностью опустился на бревно поблизости от лежащего Бьярни. Кроме двух широких золотых браслетов, в его облике не было совершенно ничего королевского, и от собственных хирдманов его отличали только смуглая кожа и черные волосы.
– Развяжите его, – велел он хриплым голосом, осмотрев пленника с ног до головы.
Кто-то из хирдманов разрезал ремни, и Бьярни сел на земле, пытаясь одолеть головокружение и вяло растирая онемевшие руки. Он впервые видел Торварда конунга так близко, без шлема и прочего снаряжения, и наконец-то мог его рассмотреть. И ничего необычного он в конунге фьяллей не увидел. Здоровенный мужик лет тридцати или чуть меньше, с правильными, немного грубоватыми чертами лица, с распущенными черными волосами до лопаток, с длинным заметным шрамом от правого угла рта через всю щеку – даже сейчас, утомленный и не вполне оправившийся от раны, он выглядел весьма впечатляюще, и вся его фигура излучала мощь, но все же это был просто человек, а не дракон никакой и не бессмертный герой. В его темных глазах не было враждебности или угрозы, а только спокойное, изучающее, немного небрежное любопытство.
