Виктор Исьемини - Весенние грозы
— Я бы их превратил… Я бы их… но все-таки зачем рисковать?
— Да брось. Сейчас они согласятся на мои условия, и город будет наш.
— Какие условия? Я обещал нашему сброду, что у них будет возможность разграбить Аднор.
— Об этом я и толкую! Условия таковы: они отпирают ворота и выходят наружу, а наши болваны получают доступ в город и грабят его до темноты. Я бы сказала: до полуночи или даже до утра, но я слишком хорошо понимаю, что, когда зажгут факелы и свечи, у кого-нибудь непременно что-то упадет, загорится, и весь город попусту спалим.
— Ты заботишься о городе? О горожанах? Разве мы не хотели заставить их мучиться?
— Вот именно! — Глоада хрипло рассмеялась. — Уж они измучаются, уж изведутся, представляя, как наемники роются в их сундуках! Уж они сейчас суетятся, пряча в тайники свое серебро! Ха-ха-ха! Ты знаешь, когда людишки мучаются по-настоящему?
— Н-ну…
— Знаю, знаю, что приходит тебе в голову. Иголки под ногти, медленный огонь… Ну и сколько это может продолжаться? День? Два? Однажды Лонервольт заживо скормил человека пиявкам. Три дня, представляешь? Но после этого все заканчивается. Понимаешь, отмучился — и все! Все! Это скучно, это отвратительно! И потом, это очень грязно. Нет, мы будем жестоки и беспощадны. Мы никого не убьем без нужды, мы будем куда более злыми. Смерть может служить избавлением, но жизнь — нет, не может!
— Звучит красиво, но что ты предлагаешь?..
— Нет, подумай сам! Подумай, что мучительней всего для человечка? Когда он мучается день за денем, всю жизнь, долгие годы? Вспоминает, возвращается в памяти к этому, думает, как бы можно было облегчить свою участь, потом возвращается в реальность и снова осознает..
— Ну, говори уж…
— Когда у них отбирают барахло! О, этого они не забывают и переживают снова и снова — вспоминая и мучаясь! Мучаясь и вспоминая! Я даже думаю, что в наших владениях это следует превратить в обычай. Время от времени жителей любого города выгонять из домов и позволять соседям рыться в чужом имуществе. Вот будет потеха: глядеть на их унылые рожи! Представляешь, как они возненавидят друг дружку? Ха! Ха-ха-ха!
— Ты полагаешь… — некромант был озадачен. — Постой! Ты сказала, в наших владениях?
— Да, именно так я и сказала. Сейчас у нас есть полуразрушенный Вейтрель и этот убогий Аднор. Потом — еще и еще. Весь Мир! Хорошее развлечение, правда?
На городской стене закричали — они согласны, согласны! Ворота со скрипом стали распахиваться…
ГЛАВА 34 Океан, западней полуострова Легонт
— А в самом деле, забавно, — заметил Ингви, — интересно понаблюдать, как поведут себя люди в такой ситуации.
Они столпились на баке за драконьей головой и разглядывали барку. На палубе неуклюжей посудины уже можно было различить фигурки моряков. Те, в свою очередь, тоже собрались на палубе и пялились на приближающийся драккар. Потом бросились врассыпную.
— Чего это они забегали? — поинтересовалась Ннаонна. — Замышляют что-то?
— Чего там замышляют! Трусят, слышь-ка, человечки.
— Смотри, как скачут.
Матросы в самом деле сновали по палубе, но чем они заняты, пока что было не разглядеть.
— Честный человек теперь взял бы меч и щит и призвал Морского Царя перед последним боем, — заявил Рогли.
— Конунг, ты бы взял правей, чтобы парусник от берега отрезать, а то как бы они не вздумали на скалы бросаться.
— И то верно. Со страху люди чего только ни выдумают… — Толстяк пошел на корму к рулевому.
Драккар повернул, хлопнул над головой парус, скорость немного упала. Теперь украшенный резным драконом нос глядел правее парусника. Берег в этом месте был крутой обрывистый, поросшие жестким кустарником бугры нависали над песчаным пляжем, но полоса песка была узкой — наверняка глубина начиналась у самого берега. Да, купец, что называется, влип.
— О, гляди, — прокомментировала Ннаонна, — теперь они на корму бегут.
Рогли с парой своих бородачей присоединился к компании на носу.
Барка была уже совсем рядом, драккар преградил ей путь и стал разворачиваться носом. Когда корабли оказались на встречных курсах, стало понятно, чем занимались моряки. Они пересели в шлюпку, отвалили от обреченной «Одады» и уже гребли изо всех сил. В самом деле — единственная надежда у них: пристать к берегу и уйти сушей. Берега здесь пустынные, авось удастся избежать встречи с местными разбойниками.
— Тьфу! Вот ведь гнилые люди! — выругался конунг. — Даже гоегоровы свинопасы так не поступили бы! Корабль без боя бросить! Эх, Ингви, не будь эти человечки тебе нужны, я велел бы их под брюхо дракону пустить.
— Дракону? Как это? — не сообразила Ннаонна.
— А это, твоя вампирская милость, наплыть на них корабликом, чтобы драконья голова над ними прошла, а брюхо, слышь-ка, их раздавило. Позорная смерть за такую позорную жизнь, когда собственный корабль бросаешь. Гляди, парус даже не убрали! Ай-яй-яй, так с собственным кораблем поступить!
— А что такого…
Ннаонну действия команды каботажника не возмущали, она отлично понимала — экипаж рассчитывал, что, погнавшись за идущей под парусом пустой «Одадой», разбойники упустят шлюпку. Не тут-то было! Драккар прошел рядом с брошенным парусником, на расстоянии вытянутой руки. Двое северян ловко перепрыгнули на палубу. Неожиданно для всех рядом с ними оказался Аньг. Парень, должно быть, и сам не понимал, что заставило его сигануть на бегущий мимо корабль. Во всяком случае, пока разбойники занимались парусами и рулем, он стоял с глупой улыбкой и пялился вслед драккару.
Северяне также убрали парус. Драккар набравший разгон, проскользнул между шлюпкой и берегом. Кормчий пошевелил руль, разворачивая корабль, и шлюпка закачалась на волне, идущей от борта драккара. Ингви с улыбкой наблюдал за отчаянием сантлакских моряков. Те, побросали весла и ждали неминуемой гибели, кто молился, кто рыдал. Шкипер встал посреди раскачивающейся на волнах шлюпки, схватил бочонок, выдернул пробку и стал лить в разинутый рот желтоватую струю. Пиво, конечно. Жидкость текла, частью в рот, частью на одежду Лотрика Кореля.
— Хватит пьянствовать, мастер Корель! — окликнул Ингви. — Этак ты все пиво один прикончишь, а нам тоже не мешало бы горло промочить!
Шкипер поперхнулся, закашлялся, опустил бочонок и обалдело уставился на демона.
— Ты? Ты? Опять ты, чтоб тебе…
— Но-но! Я не люблю, когда меня проклинают прежде, чем я подал к тому повод! Не следует нарушать верную очередность!
— Опять ты, колдун… Да за что ж меня Гилфинг Светлый так наказывает?!