Татьяна Смирнова - Зона сумерек
Лампочка замигала, словно глаз, в который попала соринка. Паша посмотрел на нее с тревогой. Не то, чтобы он боялся остаться в темноте, просто с лампочкой было как то веселее. Помигав, лампочка успокоилась и Паша перевел дух.
Мизинцу было как то неудобно. Паша поднес руку к глазам, увидел тонкое светлое кольцо и вспомнил, что во время заварушки надел его, чтобы не потерять. Сейчас он его снял и сунул в карман хаки.
Гадать, зачем Змей делал то или это, было занятием чисто от безделья.
Все их прошлые встречи так или иначе заканчивались дракой. Правда, ни разу не повезло им подраться до смерти. Старые манускрипты говорили, что был в этом какой-то глубинный и тайный смысл, только оба спарринг-партнера помнили сочинителей этих манускриптов еще в ту пору, когда они пешком под стол ходили
— и тогда они не блистали интеллектом, и позже толку от них было немного.
Хотя люди потом назвали их святыми…
Расслабиться… Закрыть глаза… Ждать.
Ему все-таки удалось это сделать. Расфокусированный взгляд блуждал по стене, ни за что не цепляясь. Мысли одна за другой гасли… "Я в тандэне", говорил Дзень-Сю… Наверное поэтому он ничуть не удивился, когда стена перед глазами вдруг пошла волнами. Отрешенно Паша наблюдал, как прямо из этих волн возникло плечо, обтянутое оранжевым, с фирменным значком: золотой конь на белом поле. Следом появилась нога в фирменной кроссовке сорок-последнего размера. И наконец возникла белозубая улыбка — увидев ее Паша сообразил, что не спит, и одиночество его действительно нарушено.
Он вскочил, торопливо подыскивая подходящие слова для приветствия. Но открыть рот ему не дали. Каменная стена вновь заколыхалась, став на мгновение почти прозрачной, и в камеру шагнул худощавый темноволосый паренек в таком же, сводящем с ума, оранжевом прикиде.
Теперь Паша узнал эту "сладкую парочку".
Робеть перед ними было вроде бы не из-за чего, однако робость — чувство нелогичное и узник замка Шлосс-Адлер внезапно ощутил полное отсутствие слов.
Как в том старом советском шедевре: "Зина, подскажите мне что-нибудь по старославянски".
— Закурить будет? — деловито спросил Миша, ища глазами, где бы пристроится. Паша торопливо зашарил по карманам и, разумеется, ничего не нашел. После «обыска», который устроили ему "черные береты", в пору было благодарить судьбу, что не очнулся без штанов. Часы, кстати, тоже сняли.
— Пять утра, — негромко подсказал Гавриш, отвечая на незаданный вопрос.
Взгляд темных глаз был так невозмутим и доброжелателен, что Пашу, наконец, «отпустило».
— Ну вы даете, ребята, — выдохнул он и опустился на пол, поджимая ноги, — так можно и инфаркт заработать. Не могли через дверь войти?
— Могли, конечно, — пожал плечами Гавриш, — но ведь это такая формальность…
— А это что? Тоже ваши хохмочки? — Паша кивнул на Смерть в углу и невольно улыбнулся, вспомнив недавний испуг.
— Эта? — Миша ухмыльнулся, — Красивая девушка, да? Это точно хохмочка, только не наша. Вернее наша, но не совсем.
— Мы вообще-то здесь по делу, — пояснил Гавриш, по своему обыкновения, мягко улыбаясь, — Американский луна-парк в Халибаде монтировали. А Смерть и прочие навороты у нас ребята из СНБ попросили, сказали, для удобства клиентов.
— Да, это было весело, — согласился Паша, — они тут в СНБ все — юмористы, Мише Задорнову делать нечего…
Лампочка снова замигала, и теперь уже все трое уставились на нее с беспокойством.
— Генератор барахлит, — определил Гавриш, — здесь же автономное питание. Электричество прямо из атмосферы забирает. Хитрая штучка.
Мишаня вразвалочку, до страсти напоминая медведя, прошелся по камере, похмыкивая под нос, и вдруг стремительно развернулся и залепил пауку крепкий хук правой. Зверюга спружинила, стеклянные глаза вспыхнули, мохнатые лапы зашевелились, вызывая тошноту и омерзение, потом что-то слабо щелкнуло и паук замер.
— Может, в картишки сбросимся? — Миша похлопал по карманам, потом, покосившись на Пашу сплюнул через левое плечо и добыл новую, нераспечатанную колоду прямо из воздуха.
— Как в лучших казино Лас-Вегаса, — удовлетворенно заметил он, — в «вист» умеешь? Ах да! — он хлопнул себя по лбу, — извини, поручик.
— Втроем что за игра? — с сомнением протянул Гавриш.
— А мы сейчас Петюню выдернем, четвертым будет.
— Стоит ли?
— Один фиг — понадобится, — резонно ответствовал Миша, тасуя колоду с ловкостью заправского шулера, — уходить-то надо, а кавалергарду сквозь стенку стремно…
— Эй, ребята, — Паша покрутил головой. Он уже давно с растущим беспокойством вслушивался в бессмысленный и беспечный обмен репликами, и чем больше он слушал "сладкую парочку", тем меньше ему нравилось их настроение, — может подождем с «вистом»? может, сначала сообразим, как мне выйти отсюда?
— Спокойно, поручик. Не дергайся, — неожиданно властно осадил его Миша.
Широченная улыбка вмиг подсохла и под ней обозначилось усталое и обеспокоенное лицо, — Все тебе будет, и даже с собой. Дождемся рассвета…
если дождемся. А потом подумаем, как нам жить дальше.
— Что-то случилось, — понял Паша.
Гавриш, по-обыкновению помалкивал, хотя мог сказать многое и, как вспомнил Паша, в силу слова, вообще-то, верил. Однако предпочитал молчать.
Плохо дело.
— Пока вы изволили прохлаждаться в обмороке, мир изменился, — жестко сказал Миша. Руки его, ловко тасующие колоду, на миг замерли, а когда снова пришли в движение, Паша понял, что не может оторвать от них взгляд. Тревожно звенела невидимая струна и звук этот все нарастал.
Что-то случилось… с ней?
Не отвечает, — тихо произнес Гавриш, мудря с радиотелефоном, — должно быть, отключился.
— Ну так пошли ему сигнал на пейджер.
Лампочка снова замигала, но Паше было уже наплевать на лампочку. Он встал, плохо соображая, что собирается делать. Руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Что с ней? — потребовал он с ледяным спокойствием, которое было страшнее всякой ярости.
— Скажи ему, Гавриш, — буркнул самозваный крупье и бросил карты на пол.
Одна, крутясь в воздухе, опустилась к ногам Паши, рубашкой вверх. Он наклонился, и, чувствуя странное нежелание это делать, все-таки поднял ее. И перевернул, наперед зная, что увидит на ней.
Туз пик.
— Змей одел ей на палец "Черную Луну" — Гавриш пожал плечами, словно извиняясь то ли за чужой поступок, то ли за плохую весть, — мы все немного опоздали. Теперь Лилит — его…
"Сумеречный кабинет" в ту ночь и не думал расходиться, как в недоброй памяти тридцатых, когда работа по ночам без выходных и праздников была явлением рядовым и никого особенно не удивляла.
