Личия Троиси - Ниал из Земли Ветра
Он начал подниматься в небо, двигая мощными крыльями.
Ниал почувствовала, как ветер бьет ей в лицо, она почти не могла дышать. Девушка закрыла глаза. Ей было страшно. Потом она наконец поняла, что летит. Летит! На спине дракона! На своем драконе!
Она открыла глаза и принялась орать от радости. Сейчас, рассекая облака словно молния и поднимаясь все выше и выше, Ниал чувствовала себя богиней.
Девушка что было мочи вцепилась в шкуру дракона и посмотрела вниз.
Высота была головокружительная. Деревья, окружавшие базу, были уже далеко, их верхушки выступали из тумана, словно островки в млечном море.
Было красиво и страшно.
Все это длилось лишь один миг.
Оарф, казалось, замер в воздухе. Его напряженные крылья застыли без движения. Затем он мертвым грузом начал падать вниз. Сначала они падали медленно, но потом все быстрее и быстрее. Деревья, постройки, луга, земля приближались с угрожающей быстротой.
Ниал прижалась к шее Оарфа, стараясь устоять перед ветром, который так и хотел сдуть ее со спины дракона. Ее охватил ужас.
— Я верю тебе! Верю тебе! — принялась она кричать дракону.
На самом деле она совсем не верила.
Земля была совсем близко, удар казался неминуемым.
Ниал заорала изо всех сил.
Когда встреча с землей казалась неотвратимой, Оарф снова взмахнул крыльями и спланировал на бреющем полете к базе, едва не задев крыши домов, а жители крепости разбегались от страха во все стороны.
Судорожно сжав ногами бока дракона, Ниал чувствовала, как работают мышцы, приводящие в движение огромные крылья, длинные, как весь Оарф от носа до хвоста.
У девушки сердце от ужаса ушло в пятки. Желудок готов был вывернуться наизнанку. Она не видела Идо, выбежавшего из здания командования и смотрящего вверх вытаращенными глазами, не слышала проклятий, которыми гном осыпал ее и эту окаянную бестию.
Оарфу было весело.
Он уже давно не летал и теперь наслаждался ветром, обдувающим его шкуру. Дракону нравился бреющий полет, обтекающие его тело воздушные потоки. Оарф совсем позабыл о своем дерзком пассажире и принялся безрассудно резвиться в воздухе, как щенок, вытворяя все, на что только был способен. Он продолжал подниматься и снова отвесно падать вниз. Дракон то зависал в воздухе, то резко набирал скорость.
В разгар веселья дракон принялся радостно крутиться в небе, делая кувырок за кувырком.
Для Ниал это было слишком — она видела то землю, то небо, которые не переставая менялись местами. Она больше не понимала, где верх, где низ.
У девушки кружилась голова. Она разжала руки и начала падать в пустоту.
Ее окружал свист ветра. Ниал орала, не слыша даже собственных криков. Закрыла глаза. “Какая глупая смерть”, - успела подумать она.
Потом она сильно ударилась обо что-то твердое и покрытое чешуей.
Дракон под ней летел медленно, планируя в сторону базы.
На арене собралась толпа.
Животное осторожно приземлилось и свернулось на земле клубком, чтобы девушке было удобнее спуститься на землю. Из толпы послышались аплодисменты в адрес медзельфы, возвратившейся из своего первого полета, и куча комплиментов дракону, который спас ей в воздухе жизнь. Когда Ниал, побитой и потрясенной, помогли слезть с дракона, она шепотом обратилась к Оарфу:
— Ты спас мне жизнь, теперь ты точно мой дракон.
Но Оарф возмущенно пошел прочь.
Едва Ниал ступила на землю, как тут же получила звонкую пощечину.
— Ты можешь делать хоть что-нибудь не рискуя собственной шкурой? Проклятье, когда ты наконец уймешься?
Идо вырвал Ниал из рук тех, кто ее поддерживал, и девушка упала на колено — ноги ее совсем не слушались.
— У тебя никогда не было времени… Я думала, что…
— Ты должна была ждать! — Идо громко выругался. — Но нет, ты всегда делаешь только то, что захочешь!
Гном заставил ее подняться.
Ниал чувствовала боль во всем теле и шла с огромным трудом.
Идо схватил ее за руку и протащил через всю базу, пока они наконец не пришли к низкому зданию, стоящему отдельно от жилищ.
В этом доме было мало окон, и все они были закрыты решетками.
Пока солдат запирал дверь ее камеры, Ниал пыталась протестовать:
— Идо, прошу тебя… Я не хотела ничего плохого…
— Подумай хорошенько о своих убеждениях! — крикнул гном и ушел прочь.
Ниал прислонилась к стене.
Спина ужасно болела.
Она ощупала себя рукой и почувствовала жгучую боль — ладонь была в крови.
Девушка слишком устала, чтобы читать заклинание исцеления.
Ниал вытянулась на полу на животе и уснула.
Ниал проснулась через несколько часов от чувства прохлады в спине. Она медленно повернула голову и открыла один глаз — Идо втирал ей в рану какую-то мазь. Девушка не двигалась. Она не хотела, чтобы гном знал, что она пришла в себя. Больнее всего ей было сознавать то, что на этот раз ее учитель был совершенно прав.
— Проснулась… — сказал Идо.
Девушка молчала.
Гном принялся втирать мазь с удвоенной энергией. Ниал застонала от боли.
— Ты поставила на уши весь лагерь, нарушила мои приказы и совершила величайшую глупость. Я не знаю, как еще объяснить тебе это, Ниал, — это не храбрость, это идиотизм. Останешься здесь до завтра.
Закончив ее лечить, гном ушел прочь, хлопнув дверью.
Ниал лежала, вытянувшись на полу.
Она была в бешенстве.
Из-за самой себя, потому что знала, что не права.
И из-за Идо, потому что он это заметил.
На следующий день Идо лично пришел освободить Ниал из тюрьмы.
Девушка провела в камере ужасную ночь.
Когда Ниал была в полусонном состоянии, в тот момент, когда тело уже не ощущается, но сознание еще не отключилось, камеру наводнили духи.
Ниал оставалась парализованной, она была не в силах отвести взгляд от этих окровавленных фигур, изуродованных и искалеченных, они шептали о мести. Девушка хотела закричать, но с губ не сорвалось ни звука. Она хотела закрыть глаза, но веки не слушались.
И в этом был виноват Идо.
Это ведь он бросил ее в эту камеру, где не было ничего знакомого, способного привести Ниал в чувства.
Гном мешал ей отомстить всеми этими разговорами о любви к жизни, о страхе и о том, зачем нужно сражаться.
Ниал была не как все.
Она не была просто девушкой.
И в то же время она была не просто воином.
Она была оружием в руках мертвых.
Идо поймал ее полный обиды и злобы взгляд.
— Ты это заслужила, Ниал. И ты это знаешь.
В тот день он ничего, кроме этого, не говорил.
