Анна Клименко - Век золотых роз
Он хотел сказать еще что-то, но уже не успел. Тщедушное, высушенное годами тело медленно осыпалось прахом и оседало на малахитовых плитах пола. Сперва руки, затем – плечи… И так до самой головы, которая осталась висеть в воздухе, словно кто-то невидимый придерживал ее.
– Не понимаешь, – беззвучно прошептали морщинистые губы, – не понимаешь.
И Отступник перестал существовать.
На следующий день Элхадж предпринял попытку раздобыть себе хоть какое-то пропитание. Вспоминая уроки метхе Саона, он разрыл снег, выкопал знакомые корешки и, очистив их от земли, съел. Желудок разочарованно булькнул, принимая в себя столь скудное подношение, и болезненно сжался, требуя продолжения. Следующая порция кореньев с первыми нежными листочками лишь еще больше раздразнила аппетит. Горчащие, жесткие, они ничуть не утоляли голод – только служили ехидным напоминанием о том, что бывает и обычная пища. Что-нибудь вроде наваристой каши с кусочками сала…
Элхадж поднялся, отряхнул руки и зашагал дальше, отгоняя призрак котелка с варящимся мясом.
«Корни суть пища мерзкая, – шепелявил старый метхе, но некоторое время не даст умереть с голоду».
– Я бы предпочел нечто более сытное, – вздохнул Элхадж, – хотя бы грибы…
Но в степи не было и грибов, а потому приходилось довольствоваться корешками.
Так Элхадж шел и шел, и ему казалось, что идет он довольно быстро, но на самом деле усталость брала свое. В итоге за весь день синх прошел куда меньше, чем за предыдущий; все повторялось – ведь точно так же он брел когда-то по заснеженному лесу, а затем, чуть позже, и за бодро вышагивающим Дар-Тееном. Хорошо еще, что зима уходила из Эртинойса да к дыханию весны примешивалось тепло неблизких пока что Диких земель.
А потом пришли волки. На самом деле не было ничего странного в том, что они появились; наоборот, удивляться следовало тому, что стая вышла на след одиноко бредущего синха только к концу второго дня путешествия. Элхадж выругался и ускорил шаг. Надрывный, тоскливый вой полнил серые сумерки, обволакивал, лишая всякой надежды.
– Что же ты молчишь? – Синх таращился в землю, словно мог увидеть подземелья Шейниры. – Ты же сама избрала меня? И неужели дашь теперь погибнуть?
Тишина в ответ. Только дыхание сбилось, закололо в боку, и идти стало труднее. Синх, хватая ртом холодный воздух, остановился. Сейчас… еще немного, и он сможет идти дальше, продираясь сквозь страх и всю безнадежность своего положения… Потому как волчья стая в степи – это верная смерть. Даже если щер не удрал бы в стойбище. Серые прожорливые твари никогда не оставляют след.
«Но если Шейнира избрала меня своим вестником в Эртинойсе, я же не могу погибнуть вот так?» – Элхадж обернулся, и тут же панический, животный ужас охватил его. На вершине ближайшего холма темнела одинокая фигура зверя.
«Или… все-таки могу?!!»
Не выдержав, Элхадж побежал. Задыхаясь и хрипя, ничего не слыша, кроме суматошного биения двух своих сердец.
«Бежишь? Ну-ну, – пропищал в сознании ехидный голосок, – ты только быстрее устанешь, быстрее свалишься – и тогда… О, тогда тебя будут рвать на части, растаскивая горячие, дымящиеся внутренности по снегу…»
– Где же ты, великая Мать?!! – выкрикнул синх. – Неужели ты не можешь мне помочь и сейчас? Ты ведь уже помогла один раз, но этого так мало!
Шейнира молчала.
Еще один быстрый взгляд назад, и синх с необычайной ясностью осознал, что бороться дальше нет смысла. По фиолетовому снегу лилась темная масса, и Элхаджу даже померещилось, что он различает алчно горящие глаза.
– Да будь же ты проклята! – выдохнул синх и остановился. Выдернул из-за пояса нож – единственное оружие, оставшееся после позорного бегства щера… И повернулся лицом к приближающимся волкам.
…Еще одна попытка воззвать к богине. Пустая, бесполезная. Острые когти страха, сжимающие сердца, – а вдруг Она нашла кого-нибудь другого, более подходящего для роли освободителя, и Элхадж стал попросту не нужен?
…Злость. На себя самого, на молчаливую богиню, покинувшую свой народ, на слепую Судьбу, без устали плетущую нить его, Элхаджа, жизни.
…Жалость к себе. И безмолвный вопль, который никогда и никто не услышит, кроме богов.
«Я не хочу умирать!»
Матерый волк – серый, мохнатый – весь сжимается, готовясь к прыжку. Легко отталкивается от земли, застывая на бесконечный последний миг в хрустальном воздухе. Элхадж поднимает нож, прекрасно понимая, что жалкая железка не спасет от зубов оголодавших хищников.
– Нет! – Горло выталкивает последний полукрик-полувздох, и…
Страшный, сминающий ребра удар в грудь, а затем – душный, терпкий запах зверя и что-то горячее на пальцах.
…Над ним было небо. Бархатно-черное, необъятное, усыпанное колючими кристаллами звезд.
Потом шум в ушах стих, и Элхадж услышал голоса. Кто-то находился рядом, и этот кто-то говорил на чистейшем наречии синхов.
«Но это невозможно! Откуда они здесь?»
Мысль эта промелькнула, но тут же утонула в клочьях тумана. Вся голова была налита мутными сгустками, и каждое, даже незначительное движение отдавалось болью в затылке.
– Кажется, он очнулся, – прозвучал голос синхи, – метхе, посмотри, что с ним.
На фоне божественно-недоступного неба появилась голова синха, обтянутая шелушащейся коричневой кожей. Слезящиеся красные глазки, почти стершиеся от старости полосы…
– Метхе Саон? – растерянно выдохнул Элхадж.
– Кажется, он просто бредит. – Старик коснулся его лба и поморщился. – У него сильный жар, Антхеора.
– Он себе затылок разбил о камень.
В поле зрения возникла зеленая головка синхи с яркими изумрудными глазищами. Черные полоски вокруг глаз и на лбу делали ее похожей на лесную кошку, только ушей с кисточками не хватало.
– Наверное, нам стоит отвезти его к жрецу, – пробормотала названная Антхеорой, – иначе все наши усилия пропадут даром. Мы же не можем дать ему умереть прямо здесь?
Элхадж прикрыл глаза. Происходящее казалось невозможным; последнее, что он помнил, был распластавшийся в воздухе волк. Огромный, поджарый хищник. Разверстая пасть и влажный блеск белоснежных зубов…
– Что-что? – Антхеора склонила голову к лицу Элхаджа. – Он что-то говорит.
– Волки, – повторил он, – где?..
– А, вот в чем дело! – синха улыбнулась. – Волки разбежались. Наши стрелы настигли вожака в тот миг, когда, казалось, тебе уже ничего не поможет… Но он все равно упал на тебя, а ты ударился головой.
«Наши стрелы, – повторил про себя Элхадж, – значит, меня спасли синхи. Но как они очутились здесь, да еще в это время?»
