Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается
— Кто смеет обижать соседей Каура, тот будет падалью для весенних ворон.
Симе хватило духа задуматься над смыслом только что услышанной фразы. Он сообразил, что имеются в виду вороны, которые зимой пропадают, но вновь появляются с наступлением весенней оттепели, чтобы склевать гниющий под снегом труп. Его труп.
Он попытался отбиться ногами, но детины уже держали его с боков, мучительно придавливая к полу. Искал глазами оружие врагов. И не находил.
— Только не у меня в доме, — гаркнула старуха, опережая скорый суд.
Сима увидел, как она передает тесак седобородому. Это был конец. От сознания неминуемой смерти ему стало не то чтобы легко, но спокойно. Даже сопротивляться расхотелось. А что толку? Вот нож, вот человек, от руки которого ты отправишься к праотцам. Расплатишься сторицей за съеденное ненароком мясо. Кто сказал, что жизнь — справедливая штука? Либо младенец, либо выживший из ума старик…
Симу подняли и понесли. Распахнулась дверь. Пахнуло холодом. Ах да, он же разулся. Ничего, скоро ему мороз будет нипочем! Так глупо попасться… Ведь знал же, что в этих местах шутки плохи. И все равно полез в капкан, надеясь, что тот сломался и не сработает. Большее из того, что сказала про него старуха, — правда. Такие идиоты не достойны коптить воздух.
Он запрокинул голову, как теленок, которого привязали к жерди и несут на убой. Увидел перевернутый стол и старуху возле него. Потом откуда-то сбоку выплыла Пенни, обществом которой ему так и не суждено было насладиться…
Бородачи замешкались. С ношей посередине они не проходили в дверь плечами.
Сима напряг шею и посмотрел на свои ноги. Он увидел широченную спину главаря, в давно не стиранной льняной рубахе с празднично вышитым воротом, прикрытым седыми патлами. Видно, так в ней сюда на зов соседей и прибежал. Прикрикнув на сыновей, чтобы поторапливались, старик оглянулся через правое плечо на жертву. Седая прядь над виском была заплетена в маленькую косицу с зеленой тесемкой, какие иногда делают бывшие виггеры. На самом кончике косицу перехватывал едва заметный золотистый бантик…
Сима не поверил своим глазам, однако времени на размышления у него сейчас не было.
— Призываю призванных! — громко и четко выпалил он в спину седого гиганта.
Тот застыл в дверях, словно налетевший ветер превратил его в ледяного истукана.
— Долги даются, долги отдаются! — торжествующе продолжал Сима. — Кто пришел, чтобы уйти?
Оба сына видели, как их отец поворачивается и с неприязнью и страхом смотрит на того, кого они продолжали держать на весу. А потом открывает рот и не своим голосом, вялым и едва ли не робким, отзывается:
— Я и те, кто со мной…
— Вот и ладно, — сказал Сима. — А теперь пусть твои добры молодцы поставят меня на ноги.
Старик выразительно глянул на сыновей, и те так же молча подчинились, ничего по-прежнему не понимая.
— Тебя Каур зовут, не так ли? — на всякий случай уточнил Сима.
— Каур.
— Что тут происходит, Каур? — подала голос хозяйка. — Почему ты освободил этого негодяя?
— Покончи с ней, — равнодушно бросил Сима, не оглядываясь и ловя краем глаза взревевшую от ужаса Пенни. Девочка тоже ничего не понимала, но она чувствовала главное: теперь здесь распоряжается он и его нужно бояться.
Каур, не переспрашивая, подошел к потрясенной старухе и, не успела она поднять руки, чтобы защититься, коротким махом обрушил на ее круглую голову тяжелый тесак.
Сима наблюдал за сыновьями. Один, помладше, похоже, ровесник Симы, явно хотел остановить отца, второй, постарше зим на десять-пятнадцать, ухватил брата за рукав и удержал. Косичек у них не было, однако второй явно кое-что знал. Всего он, разумеется, знать не мог, поскольку в таком случае он либо тоже носил бы отличительный признак таудов, либо не носил бы ничего, потому что покоился бы в земле, убитый, быть может, собственным отцом. Потому что таудов не существовало. Ни для кого. Кроме самих таудов и тех, кому они беспрекословно подчинялись, получив сигнал в виде ничего не значащих фраз, вроде тех, которыми воспользовался Сима, заметив опознавательный знак. На языке вабонов «тауд», или «таод», собственно, и означало «подвязка для волос». В форме «таод» оно таковым и осталось, а более старое произношение «тауд» стало достоянием тайных заговорщиков. Вабонов, носивших точно такие же или подобные косички, было значительно больше настоящих таудов, поэтому, а также для того, чтобы без труда выявлять возможных врагов, хитростью пытающихся проникнуть в их ряды, все истинные тауды должны были знать наизусть несколько вариантов вопросов и ответов. Если человек носил косичку, но не реагировал на случайное к себе обращение, его не трогали. Если реагировал, но невпопад или неправильно, его подозревали в злом умысле и чаще всего просто уничтожали.
Старик Каур оказался таудом настоящим. Это Сима определил по тупому стуку упавшего тела. Радэлла не издала ни звука. Очевидно, слишком доверяла соседу и до конца не верила в то, что он ни с того ни с сего послушается чужака.
Машинально выбросив руку, Сима ухватил за локоть мелькнувшую справа тень. Пенни попыталась спастись самым естественным способом — бегством. Он больно стиснул ее руку и резко развернул к себе. Зареванное, перекошенное от страха и горя лицо было прекрасно. Перечеркнуть его тесаком было бы кощунством.
— Вяжите ее! — Он оттолкнул девочку к братьям. Младший снова проявил малодушие и отпрянул, но старший сообразил, что любым ослушанием подведет отца. Легко завалил Пенни на пол и прижал коленом, ожидая дальнейших распоряжений.
Каур велел младшему сыну найти веревку и помочь брату. Сам же подошел к Симе и показал окровавленный тесак.
— Я знал ее больше пятидесяти зим…
— Потом пожалеешь, что не прикончил раньше, — не то пошутил, не то огрызнулся Сима. Он уже думал о предстоящем, позабыв все свои прежние волнения. — Вы должны доставить меня домой. Девчонку тоже прихватим. Я найду ей занятие.
— А с ней что? — Каур покосился на труп.
Сима впервые повернулся и пристально посмотрел на дело чужих рук и своей воли. Старуха лежала на животе, разметав руки, и из-под головы ее по доскам растекалось красное озерцо.
— Сам решай. Можно спалить дом вместе с ней. Шуму будет много, зато потом никто не хватится. Можно ночью закопать ее где-нибудь подальше. Но тогда соседи рано или поздно поднимут переполох. Кто они?
— Соседи-то? — Каур уже обдумывал что-то. — Да обычные. Ничего особенного. Большинство вроде меня, из бывших виггеров.
— Еще тауды есть? — Сима понизил голос, чтобы их не услышали.