Джин Вульф - Пыточных дел мастер
— Кадро из Семнадцати Камней!
— Савва с Луга-За-Межой!
— Лаурентия из Дома Арфы! (Этот голос принадлежал женщине.)
— Кадро из Семнадцати Камней!
Я спросил у Агии, кто это кричит таким образом.
— Они были вызваны — или бросили вызов сами. Выкрикивая свои имена — или приказав делать это слуге — они объявляют во всеуслышание, что явились на поединок. В отличие от противника.
— Кадро из Семнадцати Камней!
Уходящее солнце, чей диск уже наполовину скрылся за непроницаемо-черной Стеной, окрасило небо в гуммигут и пурпур, вермильон и ультрамарин, придавая толпам участников и зрителей схожесть с иконописными иерархами, на которых снисходит благодать божия; их словно бы вызвало к жизни чье-то волшебство, готовое развеяться без следа с первым же посвистом ветра.
— Лаурентия из Дома Арфы!
Где-то неподалеку захрипел, точно задохнувшись насмерть, человек.
— Агия, — сказал я, — кричи: «Северьян из Башни Сообразности»!
— Я тебе не служанка! Ори сам, если хочешь!
— Кадро из Семнадцати Камней!
— Ну, что ты на меня уставился?! И зачем я только пошла с тобой… Северьян! Палач Северьян! Северьян из Цитадели! Из Башни Мук! Смерть! Смерть идет!
Моя ладонь хлопнула ее по шее, чуть ниже уха, и Агия упала наземь, выронив шест с привязанным к нему аверном.
Доркас схватила меня за руку:
— Не нужно было так, Северьян!
— Да нет, с ней все в порядке. Я бил ладонью.
— Она еще сильнее возненавидит тебя.
— По-твоему выходит, она и сейчас ненавидит меня? — Доркас не ответила, а мгновением позже я и сам забыл о своем вопросе — в отдалении, над головами толпы, замаячил в воздухе аверн.
Площадка наша оказалась ровным огороженным кругом, с двумя входами — один против другого.
— Суд аверна, — объявил эфор, — был предложен и принят! Место поединка — здесь! Время — настало! Остается решить, будете ли вы драться обнаженными, или же как-либо иначе. Что скажешь ты?
Прежде чем я успел раскрыть рот, Доркас сказала:
— Обнаженными. На том человеке — доспехи. — Гротескный шлем Серпентриона качнулся из стороны в сторону — противник мой возражал. Шлем тот, как большинство кавалерийских шлемов, оставлял открытыми уши, чтобы носящий его мог лучше слышать происходящее вокруг — особенно приказы командующих. Мне показалось, что в тени за ухом Серпентриона я вижу узкую черную ленту, но в тот момент я не смог вспомнить, где видел подобное раньше.
— Ты отказываешься, гиппарх? — спросил эфор.
— Мужчины моей страны обнажаются, лишь оставаясь наедине с женщиной.
— На том человеке — доспехи, — снова крикнула Доркас, — а на этом нет даже рубашки.
Голос ее, столь тихий прежде, зазвенел в сумерках, точно колокол.
— Я сниму их.
Серпентрион сбросил плащ и расстегнул плечевые застежки кирасы, тут же упавшей к его ногам. Я ожидал, что грудь у него широка, как у мастера Гурло, однако ж она оказалась еще уже моей.
— Шлем — также.
Серпентрион снова покачал головой, и тогда эфор спросил:
— Твой отказ окончателен?
— Да. — Последовало едва заметное колебание. — Могу лишь сказать, что мне было приказано не снимать его.
Эфор обратился ко мне:
— Полагаю, никто из нас не намерен оконфузить гиппарха, а равно и персону — не стоит и говорить, кто может оказаться ею, — которой он служит. Думаю, наимудрейшим выходом из положения явится предоставление тебе, сьер, иного, равнозначного преимущества. Имеешь ли ты предложения?
Агия, не проронившая ни слова с того момента, как я ударил ее, сказала:
— Откажись от поединка, Северьян. Или прибереги это преимущество на крайний случай.
— Откажись, — сказала и Доркас, отвязывая аверн от жерди.
— Дело зашло слишком далеко, чтобы идти на попятный.
— Принял ли ты решение, сьер? — требовательно спросил эфор.
— Пожалуй, да.
В ташке лежала моя гильдейская маска. Как и все прочие, она была сделана из тонкой кожи и костяных пластинок — для придания жесткости. Сможет ли лист аверна пробить маску, я не знал, однако с удовольствием отметил, как ахнули зрители, стоило мне надеть ее.
— Готовы? Гиппарх? Сьер? Сьер, пусть кто-нибудь подержит твой меч — иного оружия, кроме аверна, в поединке не дозволено.
Я оглянулся в поисках Агии, но она затерялась в толпе. Доркас подала мне смертоносный цветок, а я отдал ей «Терминус Эст».
— Начали!
Первый брошенный лист просвистел у самого моего уха. Серпентрион, сжимая свой аверн в левой руке, пониже листьев, метнулся ко мне и выбросил правую руку вперед, словно желая выхватить мой цветок. Я вспомнил, что Агия предупреждала о такой опасности, и прижал его к себе — близко, как только можно.
Недолгое время кружили мы на месте, присматриваясь. Затем я нанес удар по его выставленной вперед руке, и Серпентрион парировал его своим цветком. Тогда я занес аверн над головою наподобие меча и тут же сообразил, что нашел идеальную позицию: стебель оказался вне досягаемости противника, а я в любой момент мог ударить или оторвать и метнуть лист.
Последнюю возможность я тут же проверил на практике, отделив один из листьев от стебля и метнув его в лицо противника. Тот, несмотря на свой шлем, пригнулся, и зрители за его спиной поспешили отпрянуть в стороны. Я метнул второй лист, а за ним — третий, столкнувшийся в полете с листом, брошенным Серпентрионом.
Результат столкновения оказался потрясающим. Вместо того чтобы погасить скорость друг друга и упасть на Землю, как обычные клинки, бритвенно-острые листья аверна, переплетясь, закружились в воздухе столь быстро, что еще прежде, чем опуститься хоть кубитом ниже, превратились в черно-зеленые лохмотья, засверкавшие в лучах заката сотней цветов и оттенков, словно яркий детский волчок, закрученный изо всех сил…
Что-то прижалось к моей спине. Ощущение было таким, как если бы некто неизвестный подошел и встал позади меня, слегка прижавшись своей спиною к моей. Было довольно холодно, и тепло чужого тела оказалось очень приятным.
— Северьян!
Голос принадлежал Доркас, но доносился откуда-то издали.
— Северьян! Да помогите же ему кто-нибудь! Пустите! — Голос ее звенел, точно куранты. Цвета, поначалу принятые мною за радугу вращающихся в воздухе листьев, оказались радугой, повисшей в небе над заходящим солнцем. Мир был огромным пасхальным яйцом, раскрашенным всеми возможными красками. Близ моей головы раздался голос:
— Он мертв?
Кто-то другой рассудительно ответил:
— Да. Эти штуки всегда бьют насмерть. Проходи, если хочешь посмотреть, как его унесут…
