Роберт Говард - Василий Головачёв представляет: Золотой Век фантастики
Карс не опустил оружия.
— Говори, — сказал он. — Я слушаю тебя.
— Меня зовут Пинкар из Джеккары, — сказал марсианин. — Возможно, ты слышал обо мне.
Произнося свое имя, он надулся и гордо вытянул шею, как петух.
— Нет, — сказал Карс, — не слышал.
Его тон был оскорбителен, словно пощечина. Пинкар ухмыльнулся.
— Неважно. Зато я слышал о тебе, Карс. Как я уже сказал, у меня есть для тебя подарок.
— Нечто настолько редкое и ценное, что ты крался за мной в темноте, чтоб только сообщить мне об этом? — Карс улыбнулся, чтобы скрыть возбуждение. — Ну и что это такое?
— Пойдем, и я покажу тебе.
— Где это?
— Спрятано. Надежно спрятано в развалинах.
Карс покачал головой.
— Что-то настолько редкое и ценное, что даже не может появиться на воровском рынке? Ты заинтриговал меня, Пинкар. Ну что ж, пойдем и взглянем на твой… «подарок».
Пинкар улыбнулся, обнажив свои острые зубы, и двинулся по направлению к руинам дворца. Карс шел следом. Он шел спокойно, но пистолет держал наготове, на случай внезапного нападения. Ему было любопытно, какую же цену заломит Пинкар за свой «подарок».
Поднимаясь по крутому холму к развалинам и осторожно взбираясь по осыпям, Карс подумал, что он направляется в глубокое прошлое. На ступенях у самого подножия все еще были видны следы морских волн.
Его стало знобить от тревоги, от необычного чувства, охватившего все его существо. Он вдруг представил себе могучие доки — приют больших кораблей, море, бившееся когда-то о стены гавани. В таинственном лунном свете это можно было увидеть почти наяву…
— Здесь, — сказал Пинкар. Карс прошел за ним в темную обвалившуюся галерею. Он зажег на поясе маленькую лампу, которая прорезала темноту крошечной полоской света. Пинкар прополз вперед по щебню. Наконец он засунул руку в щель и вытащил что-то длинное и тонкое, завернутое в грубый холст. Со странной медлительностью, почти со страхом, начал разворачивать его. Карс вдруг понял, что перестал дышать, глядя, как темные руки марсианина медленно раскрывают сверток. Что-то не совсем обычное было в поведении Пинкара, и это чувство передалось и ему. Криптоновая лампа осветила предмет, и вдруг он ожил и заискрился чистым светом металла.
Карс подался вперед. Глаза Пинкара, желтые волчьи глаза, взглянули на Карса, натолкнулись на его острый взгляд и ушли в сторону. Он сдернул последний покров. Карс не шевельнулся. Это лежало перед ними, сверкая и играя в искусственных лучах светильника. Карс и Пинкар смотрели и не дышали, переполненные огромным, сильным чувством. Красный свет лампы бросал на их лица розовые тени. Глаза Мэтью Карса были глазами человека, увидевшего чудо. Ему потребовалось довольно много времени для того, чтобы прийти в себя.
Великолепное и смертоносное оружие лежало перед ним. Идеальная длина и рассчитанный баланс свидетельствовали о том, что это оружие создавали руки мастера. Черная рукоять и мощный эфес были предназначены для сильной руки. Одинокий, подернутый дымкой драгоценный камень, казалось, наблюдал за ними из глубины веков… И наконец, имя, выгравированное в старинных, едва поддающихся прочтению символах.
Карс заговорил, и голос его был не громче шепота:
— Шпага Рианона!
Пинкар затаил дыхание и выдохнул:
— Я нашел ее. Я нашел ее.
— Где? — спросил Карс.
— Это не имеет значения. Я нашел ее. И она твоя… за небольшую цену, — сказал Пинкар.
— Небольшая цена, — улыбнулся Карс. — Небольшая цена за шпагу бога.
— Злой бог, — пробормотал Пинкар. — В течение миллиона лет Марс называл его Проклятым.
— Я знаю, — кивнул Карс. — Рианон Проклятый, падший бог, мятежник среди богов. Давным-давно, много лет назад. Да, я знаю эту легенду. Легенду о том, как старые боги схватили Рианона и заточили его в гробницу.
Пинкар поглядел в сторону. Он ответил:
— Я ничего не знаю о гробнице.
— Ты лжешь, — мягко сказал Карс. — Ты нашел гробницу Рианона, иначе откуда у тебя его шпага… Каким-то образом ты нашел ключ к древнейшей тайне Марса. Даже камни из этой гробницы на вес золота для людей, которые понимают в этом толк.
— Я не знаю никакой гробницы, — упрямо настаивал Пинкар. — Но сама шпага — целое состояние. Я не осмелюсь продать ее — мои братья из Джеккары утащат ее у меня из-под носа, как шакалы, если только увидят ее. Но ты, Карс, — ты сможешь.
Маленький вор дрожал от жадности.
— Ты сможешь переправить шпагу контрабандой в Каору и получить за нее бешеные деньги.
— Я так и сделаю, — сказал Карс. — Но прежде всего ты покажешь мне гробницу.
Пинкар вытер вспотевшее лицо. После долгого молчания он прошептал:
— Оставь себе шпагу, Карс. Этого довольно.
Карс вдруг понял, что в сомнениях Пинкара была немалая доля жадности и, пожалуй, не меньшая доля страха, и это был не привычный воровской страх, обыкновенный для Джеккары, тут было нечто большее, что перевешивало даже жадность.
Карс выругался.
— Ты что, испугался Проклятого? Боишься старой сказки, окутавшей память короля, который был привидением на протяжении миллиона лет?
Он засмеялся и выхватил шпагу, блеснувшую в свете лампы.
— Не бойся, малыш. Я смогу защитить тебя от привидений. Подумай лучше о деньгах. У тебя будут собственный дворец и сотня рабов, которые выполнят любое твое приказание.
Он взглянул на Пинкара. Того по-прежнему терзали страх и жадность.
— Я видел что-то в гробнице, Карс. И оно испугало меня. Я не знаю, что это было.
Но жадность победила. Пинкар облизал сухие губы.
— В конце концов, это, возможно, только легенда. А там столько сокровищ, что даже половина из них может сделать тебя богачом.
— Половина? — повторил Карс. — Ты ошибаешься, Пинкар. Твоя доля — только одна треть.
Лицо Пинкара исказилось от злобы, он даже подскочил с криком:
— Но это ведь я нашел гробницу! Это моя находка!
Карс пожал плечами.
— Если тебе не по душе мое предложение, держи свой секрет при себе. Держи его при себе — пока твои братья из Джеккары не вырвут его из твоей глотки горячими щипцами после того, как я скажу им, что ты нашел.
— Ты сделаешь это? Ты им все расскажешь, и меня убьют?
Маленький вор, едва различимый в мерцании лампы, в бессильной злобе смотрел на Карса, стоявшего со шпагой в руках. Плащ землянина спадал с обнаженных плеч, его воротник и пояс сверкали драгоценными камнями.
В голосе Карса не было и нотки мягкости или сострадания. Пустыни и горячее солнце Марса, холод и жара, голод и лишения не оставили в этом человеке ничего, кроме костей и железных мышц.