Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Летучий Корабль
— Нет.
— Значит, вы один такой. Филин, надо же…
— Это и называется оборотень? Это вы и… увидели?
— Именно-именно, да-да. Только, знаете ли, этим-то дело не ограничивается…
— Вот, значит, как… — Он невольно поёжился. Ветер был холодный. Странно, а там, наверху, этого совсем не ощущаешь…
— Пойдёмте. — Она вернула ему скрипку. — Если вы захотите, теперь многое изменится. Надо только к себе внимательно прислушиваться и принюхиваться. И тогда, возможно, не только часовой завод останется далеко внизу, но и даже и консерватория исчезнет за горизонтом. Хотя сейчас, вы, конечно, в это не верите.
Он ничего не сказал. Она была абсолютно права. Но, чёрт возьми, про часовой завод-то она откуда узнала?
— Если же станет совсем плохо, — продолжала она, — а в какой-то момент плохо станет, можете мне поверить, — то запоминайте: есть такое место, куда можно прилететь. А приплыть и приехать нельзя. И называется оно, — пауза, — Амберхавен. — Она выдохнула это слово, как сигаретный дым. — Это на Северном море.
— Янтарная гавань, что ли? В Северном море янтаря нет, — зачем-то сказал Филин.
— Вы уверены? — Она подняла руку — как для поцелуя. — Смотрите, вот. — На узкой руке рыжел перстень из слоистого, дымчатого янтаря в потемневшей серебряной оправе.
— Зачем вы мне все это рассказываете? — вырвалось у него. — Что же мне теперь делать?!
— Простите меня, — сказала она, — но я твёрдо уверена, что нельзя вам здесь оставаться. Вы сюда ещё вернетесь, но сейчас…
— Родители, — пожал плечами Филин.
— Тоже мне проблема! Поезжайте целину осваивать! И возвращайтесь домой в отпуск!
— Но вы-то…
— Mein Gott! Я же тоже в гостях у родственников, смешная вы птица!
Молчание. Шорох ветра в листьях.
— А на каком языке там говорят? — неожиданно для себя спросил Филин.
Она улыбнулась. Филин не успел сообразить — то ли в этой улыбке было такое сияние, то ли просто в этот момент тени на аллее расползлись и сквозь ветки щедро хлынул солнечный свет.
— Значит, полетите. Ну, у вас же неплохой немецкий. Тогда зеенландский будет у вас в кармане через две недели. Это ведь такой потраченный молью немецкий. Не без скандинавских обертонов.
— Уху, — кивнул он, уже совершенно не задумавшись, откуда она знает про неплохой немецкий, которого он вообще-то сильно стеснялся — ясно почему.
— Теперь слушайте, — она подняла палец. — Лететь нужно на Полярную звезду. Никуда не сворачивая. — И умолкла.
— И всё?
— И всё. Не волнуйтесь. Вам там обязательно понравится. Там оказываешься, и сразу становится всё хорошо. Абсолютно неагрессивная среда. — Она вновь сверкнула улыбкой и глазами. — Масса прелестных подробностей жизни. Вообразите себе, например, бар «Жабы и Богданович». А климат почти такой же, как в Петербурге, и морем пахнет, и ветер, и дожди, и метели. Так что погодной ностальгии у вас точно не будет. Да и вообще, я полагаю, вам там скучать просто не удастся.
— Спасибо, — смущенно сказал Филин.
— За что? — Она подняла брови. — Мне ведь тоже когда-то рассказали все, что нужно.
— Всё равно спасибо.
Ну вот, теперь я за вас совершенно спокойна.
В отдалении послышались голоса, особенно отчётливые в прозрачном утреннем воздухе. Филин закрутил головой. Кому это понадобился парк в такую рань?
А когда он обернулся, по рыжим листьям проворно скользила прочь рыжая лисица. Мгновение — и она исчезла.
«Я даже не попрощался. Я даже не знаю, как её зовут. Я даже…» — Он шагнул вперед. Потом остановился. Поднял голову и посмотрел в небо. Левая рука по-прежнему сжимала ручку скрипичного футляра.
