Алексей Фирсов - Печальный Ангел или девять жизней принца Кристиана
Дамы притихли и вскоре захлюпали, вытирая глаза и носики кружевными платками. Впрочем, какие дамы? Им не больше двадцати каждой.
Молоденькие девочки из знатных семей Плимутрока. Жившие в скучной глуши и конечно не подозревавшие о тех страстях, что кипели в такой близости от них.
… — Вот так все кончилось. Ревнивый муж сам убил их обоих, прямо на ложе любви…
— Ужасно… — выдавила зеленоглазая дама.
Увлекшись собственным рассказом Кристиан только теперь ощутил пальцы Хайди сжавшие его руку.
В ее глазах блестели слезы.
— Они умерли из–за любви.
— Да, Любовь бывает смертельно опасной, госпожа….
Без приключений и неприятностей через два дня кортеж герцогини достиг Абейнхорта. В пути Кристиан развлекал спутниц, пересказывая им романы Дюма или сюжеты телесериалов.
Дамы герцогини смотрели на него влюбленными глазами. Хайди не скрываясь о них, держала Кристиана за руку, а то и клала голову на плечо.
Ему очень хотелось ее обнять, спрятать от окружающего мира, защитить от всего, что может случиться нехорошего.
У ворот Абейнхорта Кристиан, наконец, покинул карету и занял место во главе кортежа, верхом на коне.
Увидев кареты с конвоем, стражники в воротах разогнали простолюдинов, и многочисленные подводы потеснили в сторону, освобождая дорогу. Что–то, дожевывая на ходу, выскочил начальник караула–пузатый пожилой офицер.
Кристиан кивнул ему.
— Герцогиня Плимутрока с визитом.
Офицер поклонился.
— Рады приветствовать ее высочество в столице Семиречья!
Сержант Бестин уже бывал в Абейнхорте во дворце герцогов Хартумских и Кристиан выяснив это заранее и чтобы не выглядеть провинциалом в столице, приказал ему ехать во главе.
Широкая улица, ведущая через Черный город в Белый город была широкой только по названию. Кроме прохожих и всадников ее загромождали торговые обозы, повозки горожан и селян, изредка попадались паланкины местной знати.
Из седла Кристиан не видел ничего хорошего впереди. Пробка насколько хватало глаз! Боковые улочки черного города не были приспособлены для проезда и кареты герцогини никуда свернуть не могли. Гвардейцы сгрудились вокруг карет, передвигаясь со всей массой вперед со скоростью ребенка только начавшего ходить.
Мычание быков, ржание коней, немолкаемый гул тысяч голосов. Шум давил на уши и действовал на нервы.
На балконе второго этажа лысый цирюльник брил обрюзгшего мужчину.
— Эгей, господа! — крикнул им Кристиан-В, чем причина такой давки?
— У нас всегда так! — крикнул в ответ цирюльник. — Тем более что ярмарочный день!
Кристиан выругался себе под нос.
В прошлый раз он въехал в столицу Семиречья во главе процессии и ему, конечно, расчистили дорогу.
«Эдак мы полдня будем ехать!»
Под кожей на спине, словно зуд поселился. Кристиан нервно оглянулся. Словно кто–то посмотрел в спину нехорошо!
Находиться дальше в толпе не хотелось, до тошноты не хотелось….
Внезапно остро вспомнился эпизод из своей прежней земной жизни.
Молодой участковый поехал разбираться в деревню по поводу заявления одного соседа на другого. Неприяненные отношения…то да се…Угрожает, негде не работает…ворует лошадей…а еще у него обрез имеется…
Опросив заявителей, участковый добрался до обидчика и конокрада.
Тот вышел, Крепкий, рукастый, как говориться косая сажень в плечах, но пухлый от запоя с мутными, неживыми глазами.
Все отрицал.
— А лошадь, чья у ограды?
— Не знаю…
— Так я заберу?
— Забирай, начальник..
Крутить руки бугаю участковый воздержался. Ни наручников, ни транспорта, ни пистолета. Как бы самого не скрутили…В те времена подозрительных типов вызывали повесткой в райотдел и там ими занимались опера из угро.
Вручив конокраду повестку, участковый зашел к его соседу, выпил квасу. За ним должны были заехать, а машины все нет и нет…в те времена мобильников не было и пистолетов участковым не давали.
Жгучее чувство поселилось на шее. В спину, словно толкали–уходи отсюда…уходи скорее…
Невмоготу стало ждать. Участковый второй раз в жизни сел на лошадь и шагом поехал в ближайший колхоз. Почему шагом? Потому что если пускать лошадь рысью, начиналась дикая тряска и мент боялся выронить свою папку на землю. Папка с бумагами упадет–придеться слезать, а без седла и стремян на лошадь ему уже не влезть.
Деревня, как обычно, располагалась под бугром. Поднявшись на выжженный солнцем, рыжий бугор, участковый услышал далекие крики.
Обернувшись, увидел конокрада. Тот стоя возле своей избы, махал рукой, звал.
Кричал что–то неразборчиво. Вернуться?
«Я участковый или хрен собачий? — возмутился милиционер. Буду я за всякими алкашами бегать!? Шел бы он лесом!»
Он продолжил путь.
Измучившись с лошадью до крайностей, молодой участковый добрался до колхоза, сдал лошадь под расписку и позвонил в райотдел.
— Где тебя носят?! — заорал в трубку дедурный-У тебя на участке убийство!
У конокрада был обрез, а патронов не имелось под рукой. Пока он нашел у дальнего родственника патроны, поганый мент уже забрался на бугор, метров за триста, не достать…
Конокрад тут же пошел и пристрелил соседа–жалобщика, а потом самого себя, в упор. А если бы тот молодой мент не послушался своего внутреннего голоса, если бы не уехал? А если бы вернулся с бугра обратно?
Точно такое же щемящее чувство свербело под кожей и сейчас.
«Уходи…Уходи отсюда…»
Придержав коня, он подождал пока карета герцогини с ним поравняется. Нагнулся к окну.
— Ехать придется очень долго. Впереди затор, насколько хватает глаз. Может быть, взять паланкин и пройти боковыми улочками?
— Я придумала лучше. Оставь с каретами большую часть охраны, а я сяду к тебе в седло, и мы проедем по боковым улочкам.
— Отличная идея!
— Госпожа, вы нас бросаете?! — тут же заныли дамы.
— Не на долго!
С помощью Кристиана Хайди ловко забралась на коня, за спину всадника. Села боком. Крепко обняла обеими руками.
Приказав сержанту Бестину вести поредевший конвой дальше, Кристиан с трудом пробился с тремя десятками всадников через людской поток в боковую улочку.
Под копытами коней зачавкала грязь и вонь с немощенных улочек, растревоженная лошадьми, поднялась душным облаком. Немногочисленные прохожие шарахались в стороны, прижимаясь в дверные ниши или просто к стенам домов.
Первые этажи домов не имели окон, а только двери. Кругом дикий камень, да дурной, крошащийся кирпич. Вторые и третьи этажи из темного от времени некрашеного и небеленого дерева. Сырость, плесень…Глухие ставни на окнах даже днем. Как здесь живут люди?!
Серое, застиранное белье, сушащееся на веревках над улицой, норовило хлестнуть по лицу.
