Петр Верещагин - Книга Теней (Повелитель Теней)
Инеррен поздравил себя с удачным экспериментом и тут внезапно сообразил, что заклинание-то сработало, а вот предела распространению этого разрушения что-то не предвидится. Ревущее пламя уже пожирало перегородки между камерами, быстро расползаясь по потолку, и угрожало перекинуться на заднюю стену, которая, судя по ее конструкции, одновременно являлась внешней стеной тюрьмы.
К счастью, почти вся передняя стена с дверьми уже была уничтожена, так что все узники успели покинуть камеры, превратившиеся из ледяного ада в пекло. Не обращая внимания на гневные вопли освобожденных «Ты чуть нас не изжарил!» «Мог бы поосторожнее!» (отметив лишь, что голоса «великолепной шестерки» к ним не присоединились), чародей устанавливал силовой барьер, поддерживая пол.
Вскоре он почувствовал, что сил не хватает. К счастью, в воздухе после разрушения заколдованных замков и волшебных ловушек плавало достаточно свободной энергии, которую можно было быстро преобразовать в нужный вид. Что Инеррен и сделал. Теперь барьер между узниками и пламенем был достаточно прочен, можно было расслабиться и понаблюдать за устрашающим и завораживающим зрелищем.
Прошел почти час, пока Силы, наконец, насытились и огонь затих. Только тогда он провел короткое исследование окружающей территории и, не обнаружив опасности, снял экран.
– Можете идти куда хотите, – сказал Инеррен узникам, – только не за мной. Замечу – закопаю. Живьем.
Леденящая интонация голоса чародея давала понять, что так он и сделает. Минуту спустя рядом с ним остались только шестеро старых знакомых и какой-то старикашка в драных лохмотьях, под которыми почему-то была надета эльфийская кольчуга – с рваными дырами по всей поверхности. Собственно говоря, то были лишь ошметки, неким чудом еще державшиеся вместе.
– Ты, дед, кто таков будешь? – спросил Инеррен, стараясь говорить не слишком жестко, чтобы старик не окочурился от страха.
Хотя в этом, как выяснилось, не было никакой нужды. Дед не только не боялся чародея, но сделал ворчливое замечание:
– Я, сынок, наиглавнейший бард королевского двора Тайагаренила, и обращаться ко мне надлежит «Мастер Скеремнеивайтвил» – я опускаю прочие титулы для краткости. Все понял?
Инеррен едва удержал на лице каменную маску высокомерия, но ответил в том же духе:
– Пусть будет Мастер Скер, хотя мне все равно. Я, Великий Посвященный Теневых Путей, Магистр Черного Лотоса, дозволяю тебе носить это укороченное имя в целях сокращения времени на разговоры, которого тебе осталось, судя по твоему виду, не так уж и много. У тебя, Мастер Скер, явно имеется ко мне некий вопрос, так что можешь задавать его.
Старик оскорбленно фыркнул.
– Я лишь об одном вопрошаю тебя: каковы твои намерения в отношении тех нечестивцев, что заперли честного менестреля в этот каменный мешок, из которого ты – не очень, следует признать, аккуратно, но с достойным похвалы рвением – меня освободил. Ответствуй!
За спиной Мастера Скера беззвучно хохотала вся шестерка, даже до гнома и кендера дошел весь комизм ситуации. Чародей же ответил совершенно искренне:
– Если они отдадут мне одну штуку, я, пожалуй, оставлю их в живых. Если же нет…
– Тогда я покажу тебе преотличный потайной ход в ихнюю Безмолвную Башню, провались она в тартары. Следуй за мной!
– Пошли, – бросил Инеррен, направляясь за стариком.
Даже будь у членов «великолепной шестерки» выбор, они все равно подчинились бы. Кто ж откажется посмотреть на битву великих магов – даже если это немного рискованно?
Мастер Скер, спотыкаясь в темноте о камни, проклинал отсутствующие луны, эту дьявольскую ночь дьявольского светила и прочая.
– Что это он имеет в виду? – спросил чародей у эльфийки.
– Селла имеет шесть лун. Обычно тут ночью даже светлее, чем ясным днем, – пояснила Галадриэль. – Однако именно сегодня – ночь, которой колдуны ждут годами; ночь, когда в небе лишь одна, черная луна. Она вроде как дает им могущество.
– Понятно… – Инеррен присмотрелся внимательнее – и действительно, внутреннее зрение показало ему на холодный черный шар, медленно двигавшийся с северо-запада. – И как они это объясняют? В принципе Сила должна находится внутри них, а не где-то снаружи…
Старик внезапно прервал ругань.
– Я как-то написал для них одну песенку – за тройную плату, естественно. Вот послушай – извини, инструмента нет, но я продекламирую:
Далекий и мрачный, ее черный диск
Сияния не излучает,
Но только повсюду ликующий свист
Извилистый путь отмечает.
О Стражница! Маги приносят тебе
Великие жертвы и славу,
Ты знанья даешь им и силу в борьбе,
В тебе – их мечты и отрады.
Твоя чернота им милее, чем свет,
Что солнце приносит на землю,
Замен твоему посвящению нет,
И днем все их чаянья меркнут.
Но ночью, с приходом незримой луны,
Зрачки их горят тайной страстью,
Богатство – ничто для таких, как они,
Коль слышен могучий зов Власти.
– Стражница – это имя черной луны?
– Да. Только не спрашивай, что она охраняет.
– Гм. Ну, если черная – Стражница, каковы же остальные?
– А, – улыбнулся старый бард, – это еще одна моя песня. Любимая, надо сказать, только я ее никак не могу закончить. Слушай…
– Послушай, а нельзя ли это сделать как-нибудь в другой раз? – Тут чародей посмотрел на старика, наполнившего впалую грудь воздухом для гневной тирады, и примирительно сказал: – Ладно уж, давай, – подумав, что так будет быстрее всего.
Старик речитативом прочел:
Цветные лучи,
подобные лезвиям шпаг,
Скрестились в безумной пляске над черным троном.
Играют в ночи,
свергая ненавистный страх,
Рожденные лунами тени над Башней Безмолвья.
Ночная Сестра
совершает свой медленный ход
С востока на запад над пыльной Равниной Дракона.
Мерцает спираль,
отмечая тропу серебром
На бархате черном в застывшей дали небосклона.
Рассветной Сестры
не увидит никто, кроме тех,
Кто бродит сейчас в тишине Покаянных Развалин.
И жертвы Игры
ждут, как манну, тот розовый свет,
Что даст хоть на миг передышку от вечных стенаний.
Тигриное Око
пылает над Храмом Змеи
Ее желтый луч озаряет распад и забвенье.
На юго-востоке,
меж Скал Безнадежной Любви,
Рождается отклик на зов несвершенного мщенья.
Ликует трава,
что Душою Природы согрета,
На северных склонах вампиры смыкают глаза.
Бытует молва,
что лазурной волной ее света
Смывается Зло, словно глаз очищает слеза.
Рубиновый нимб,
не тускнеющий в спящих морях,
Бросает Дочь Ярости вниз, в Океан Громовержца.
И только одних
ее свет повергает в страх,
И их злодеяний не смыть и слезами младенца.
Ночная Волна
благотворным сияньем своим
Кольцо горизонта печатью священной скрепляет.
Легла тишина.
И покровы ее синевы
От темных кошмаров надежно восток защищают.
Воитель суровый
в страдающий край Тэл Сингор
Однажды придет – и все луны взойдут над горами,
И бурлящие волны
шести светозарных озер
Вмиг смоют все Зло, что землею владело веками.
– Так что ж тут не завершено? – удивился Инеррен. Против ожидания, стихи ему понравились. – Вроде все как надо.
