Татьяна Форш - Корона всевластья
— Пепел крыльев!
— Тар, ты сдурел?!
Почти одинаковый по силе и интонации рык вырвался у вскочивших и мгновенно вызвавших броню родственничков. Васиэль обошелся без спецэффектов. Забившись на диван, он пытался отряхнуть налипший на его белые одежды пепел и матерился так, что на несколько мгновений в домике воцарилась восторженная, не иначе, тишина.
— А что, собственно, здесь произошло? — По лестнице величественно спустилась Лайла.
— Ой. — Васиэль осекся на полуслове и, мило покраснев, расплылся в кривой улыбке. — Прости, дорогая. Запамятовал о тебе!
— Да ничего особенного и не произошло. — Едва сдерживая смех, я пожал плечами. — Просто рефлексы оказались сильнее. Два года в пожарной службе — это отпечаток на всю жизнь!
— Хорошие рефлексы! — оценил отец. — Только что мы теперь есть будем?
— Эти угли в любом случае были бы несъедобны. — Лайла вдруг подула, и несостоявшееся кострище исчезло вместе с почерневшими сосисками, не оставив на столе даже следа.
— И что ты предлагаешь? — Князь Сапфир уже тоже избавился от брони и, смахнув с костюма невидимый пепел, удобно уселся на диване.
— Как — что? Сейчас Тар придумает нам более съедобную иллюзию.
Вот озадачила! Пределом моих кулинарных способностей была яичница, ну это если не считать пельмени и зажаренной в микроволновке пиццы. И как этим кормить моих дорогих гостей? Но тут я вспомнил бабушкин пирог. И борщ. И утку с яблоками!
— Мм, я попал в Лазурь? — Васиэль первым вышел из ступора и, исходя слюной, придвинул к себе утку, но дед среагировал быстрее.
— Насколько мне известно, архангелы, а тем более Правления, убитую плоть не едят. — Блюдо с исходящей жаром уткой поплыло в его сторону.
— Ну почему же… очень даже… — Архангел не собирался сдавать позиции. Вцепившись в ножку, он с победным кряхтением выломал ее и впился зубами в сочное мясо. — Мм, Тар, я передам Высшему, что ты справился с заданием! А за создание этой пищи я лично ставлю тебе высший балл.
— Куда? Нужен ему твой балл! — Крак! Вторая ножка оказалась в руках деда.
— Э, народ, я тоже ножки люблю! — Подняв с пола табурет, я уселся за стол.
— И я тоже. Любила когда-то… — Лайла устроилась рядом и, бросив на меня быстрый взгляд, подмигнула.
Угу. Намек понял. Понаблюдав, как исчезает поджаристая тушка, я сосредоточился. Надо представить еще одну. Хотя ножек опять на всех не хватит. Две? И тут я увидел такую сюрреалистичную картину, что не удержался от смешка. Наградой мне стал изумленный голосок Лайлы:
— Тар, боже! Что это за мутант?
— Нравится? — Я улыбнулся, разглядывая озадаченные физиономии всех, кто был в этой комнате.
На столе появилось блюдо, на котором лежала исходящая аппетитным запахом свежего жаркого неизвестная науке птица, по количеству торчавших из нее окорочков больше напоминающая паука.
— Гадость какая! — Васиэль вдруг вспомнил, что он вообще-то вегетарианец и, обглодав дочиста добытую в бою ножку, принялся за наваристый борщ, дожидающийся своей очереди в супнице.
Ну конечно! Что за народ эти крылатые! Только бы охаять!
— А что, выгодно! — не поддержала его Лайла и, не смущаясь укоризненных взглядов, принялась выкручивать ножку.
Вскоре я вновь почувствовал удовольствие от жизни. И не только я.
Сыто вздохнув, отец перебрался на диван:
— Тар, а слабо к этому прекрасному обеду…
— Ужину! — категорично перебил его архангел, последовав за ним.
— Ужину? — Отец с ленивым изумлением взглянул в окно, где сквозь густое переплетение ветвей виднелись багровые заплатки закатного неба. — Ладно, пусть будет к ужину… придумать что-нибудь такое же прекрасное из питья?
— Я бы не отказался от кружечки смолы, — вздохнул князь Сапфир, с тоской поглядывая на занятый диван.
— Нет, лучше росы!
— Пил я твою росу — гадость страшная! — Отец всегда был прямолинеен. — Тар, а слабо тебе создать «Плевок сатаны»?
— Кого? — Я огляделся. Сидеть на табурете стало неудобно. Может, стоило придумать второй диван?
— Не кого, а что! Помнишь, в доме отдохновения были кружки с горящей в них жидкостью?
— Помню. Но на сегодня, па, больше никаких экспериментов. Вот вам вино. — Я заглянул под стол, вдруг вспомнив, где всегда бабушка хранила «выжимку из волчьих ягод», и вытянул здоровенную бутыль. — Столько хватит?
Родственнички обрадованно переглянулись, и даже у архангела загорелись глаза.
— Надеюсь, объяснять, что посуда в шкафу, не надо?
— Я сейчас все достану. — Лайла тут же вскочила из-за стола и, распахнув скрипнувшие дверцы, чем-то хозяйственно забренчала. Не иначе как за крылья выслуживается.
Я незаметно вышел на улицу, где царила свежесть вечера, мягкий сумрак и пьянящий чистотой воздух. Вдохнув так, что защипало в глазах, я развернулся и, не прислушиваясь к оживленным голосам, пошел за дом, где меж двух высоченных кедров всегда, сколько я себя помнил, был натянут гамак.
Беззаботное веселье, что бурлило в крови еще мгновение назад, сменилось равнодушной безысходностью и отчаянием. Чтобы хоть немного полегчало, я врезал кулаком в дерево так, что на месте удара проступила вмятина, и уставился на руку, тупо разглядывая, как внезапно сковавшая ее малиновая чешуя постепенно тает, даже не тает, а всасывается в кожу.
— Страшно быть другим? — внезапно прозвучал за спиной голос.
Я едва удержался, чтобы не подпрыгнуть на месте, и стремительно обернулся.
— Дед? Что ты тут делаешь? Вино невкусное попалось?
— Ладно. Видимо, ты никогда не научишься называть меня по имени! — Он усмехнулся. — И вино тут ни при чем. Просто хотел рассказать тебе с глазу на глаз одну старую и страшную сказку.
Я промолчал. Хотел сказать какую-то глупость, но, взглянув в его вдруг ставшие пустыми глаза, промолчал. Только кивнул.
— Когда-то у Красного мира был создатель. А у создателя было трое детей. Даже не детей — существ, которых он вызвал из внешних миров, дабы они разделили с ним его власть и могущество. Два сына и дочь. Многие не знали его в лицо, так как создатель почти всегда был в броне, надо сказать, довольно необычной для созданного им мира, а то и вовсе куда-то исчезал на многие дни. Где он был в это время, никто никогда не знал и, возможно, не узнал бы, если бы в один прекрасный день в пещеры, находящиеся под столицей Красного мира, случайно не забрел его старший сын. Звали его Сайдарг. Увидев в одной из пещер лежавшего на каменном ложе обездвиженного и бездыханного отца, Сайдарг долго пытался почувствовать в нем тот огонь, что наполняет всех нас. И почувствовал. Но вместо того, чтобы уйти, он обыскал пещеру и нашел книгу, обтянутую кожей кершей. Потом он скажет, что в тот момент его вела судьба. — Князь Сапфир замолчал.
