Анна Дашевская - Принцы только такое всегда говорят... (СИ)
- Если Урсула их носила, то поиск не удастся, - покачала головой госпожа Редфилд.
- Не носила! - возразила я. - Сперва все готовились к балу, и горничные просто не имели возможности взять выходной. А потом мать Урсулы заболела, и та взяла отпуск, чтобы ухаживать. Вернулась она накануне нашего отъезда на север, выходного у нее еще не было, а в доме ей серые лайковые перчатки ни к чему.
- Ну что же, отлично! - госпожа Редфилд улыбнулась. - Спасибо, Алекс! Ваше величество, завтра я приведу двух менталистов, чтобы они помогли проверить персонал дворца, нет ли еще кого-то, связанного с темными. Заодно и заберу наши бесценные перчатки. Кстати, ты ведь сможешь закрыть их стазисом?
Я кивнула.
Голограмма растаяла, и король Ингвар отпустил всех, попросив задержаться лишь гранд-полковника Мазовски и майора Йенссена.
В пустом коридоре, ведущем к моим комнатам, Джон повернулся ко мне, схватил за плечи и жарко зашептал в самое ухо:
- Никогда, слышишь? Никогда больше ты не подвергнешься такой опасности! Сандра, Сандрильона, жизнь моя...
И он зарылся лицом в мои волосы.
Я распрощалась с Джоном до завтра и уже протянула руку, чтобы войти в свою гостиную, когда почувствовала, что спину мне просто прожигает чей-то взгляд. По позвоночнику пробежала толпа мурашек, размером с кошку каждая. "Темные? А менталисты будут только завтра... Да и чем бы они мне помогли, те менталисты..."
Контролируя каждое свое движение, я повернулась. В двух шагах от меня стояла принцесса Кристина, младшая сестра Джона, и я незаметно выдохнула. Разговаривать с разъяренной принцессой все же предпочтительнее, чем с неизвестными мне темными магами.
А принцесса, судя по всему, была действительно в ярости; во всяком случае, глаза ее метали такие молнии, что, будь она магом Огня, гореть бы этому крылу дворца со мною вместе.
- Сандрильона, значит? - прошипела девушка, подходя ко мне вплотную. - У тебя и хрустальная туфелька где-то припрятана? А может, ты уберешься к своей нечищеной печи и оставишь моего брата в покое?
- Здравствуйте, ваше высочество, - я слегка склонила голову. - Не правда ли, сегодня прекрасная погода для прогулок?
В подтверждение моим словам, в окно коридора ударился снежный заряд.
- Не смей мне хамить, ты, ничтожество! - принцесса еще придвинулась ко мне. - Тебе не место во дворце. И я добьюсь отмены этой свадьбы!
Я пожала плечами. Ну ее вместе с ее фокусами... как там говорил майор Йенссен? К псам собачьим, вот!
- Извините, ваше высочество, мне нужно идти. И знаете, я переживу, если вы не будете подружкой невесты на моей свадьбе.
Активировав амулет, я открыла портал в родительскую резиденцию и шагнула в него. Все-таки с логикой моя будущая belle-sњur не дружит: я дочь графа и родственница короля Бритвальда Кристана II, и вот мне-то, как она считает, во дворце не место. А кому место - Лилиане Туссентрат?
Что бы ни говорила принцесса Кристина, девушка красивая, но неумная, свадьба назначена на четвертое марта, и она состоится именно в этот день.
Эпилог.
Огромное, в человеческий рост, овальное зеркало в серебряной раме отражало комнату, слабо освещенную огнем, пылающим в камине. Дверь в комнату распахнулась, и вошла женщина. Мимоходом она бросила на невысокий столик сумочку и перчатки, подошла к окну и надолго застыла, всматриваясь в темноту.
За окном был темный сад; декабрьская тьма закрывала собой кусты и деревья, но женщина и так знала, что в саду растут розы, пальмы и прочее, за чем неустанно, даже и в декабре, ухаживают два садовника. Еще бы ей этого не знать, если она сама ежемесячно подписывала чеки на зарплату этих садовников!
Сад кончался метрах в шестистах от дома, дальше был высокая металлическая решетка, а после нее начинался город: там шумела, смеялась и пела Барса.
Хозяйка дома не любила шум, смех и в особенности пение.
Женщина подошла к зеркалу и задумчиво посмотрела на свое отражение. Сейчас, здесь, в собственной спальне, в доме, где до утра не появится никто, она скинула все привычные маски. Сейчас она выглядела так, как должна была бы: очень немолодая, очень ухоженная дама без капли природной красоты. Седые волосы росли редкими кустиками, обвисшие щеки наводили на мысли о бульдогах, а болотно-зеленые глаза под полуприкрытыми веками взирали на окружающий мир без какой-либо приязни.
- Если вдуматься, - сказала она вслух сама себе, и голос прозвучал резко, - если вдуматься, то уже лет триста, как я должна была бы покоиться на Вышеградском кладбище. Рядом с папочкой и мамочкой.
Она вспомнила, как нашла в небольшой отцовской библиотеке тонкую книжку на неизвестном никому языке. Брат тогда посмеялся над ней:
- Мартышка, это книга заклинаний на древнем языке орков! Никто в Праге не умеет на нем говорить и читать!
- Даже пастор Пикарт?
- Даже сам раби Бен Бецалель! А тебе и вовсе незачем это читать, женщины не бывают магами!
Марта тогда страшно разозлилась на брата, и сама себе поклялась, что настанет день, когда она прочтет все заклинания из этой тоненькой книжечки.
И прочла. Услышала, как звучат жутковатые, неровные фразы. Увидела, как от одного движения ее пальца мгновенно превращается в прах и пыль молодой и здоровый человек. Почувствовала, как опьяняет сила.
Врал братец, женщины бывают магами. Она стала магом, еще и посильнее его самого.
Раскрыв сумочку, женщина вытащила из нее несколько конвертов и перебрала их, бросая просмотренное в камин:
- Магнуссен... Нет, дружок, на Христианию мы больше не рассчитываем. Ковальски... Гренель... Бендржих...
С каждым следующим конвертом ее лицо мрачнело. Наконец последний полетел в огонь, сопровождаемый энергичной, но совершенно непристойной фразой.
Слегка успокоившись, хозяйка дома налила себе вина из стоящего рядом с кроватью графина, отпила несколько глотков и сказала, глядя сквозь рубиновую жидкость на огонь:
- Подумать только, даже от братца, оказывается, может быть польза! Если бы не его опыты с эльфами, мне пришлось бы поменять планы! Конечно, это не совсем то... Но, если мои идиоты-помощники не сумеют добыть никого из королевских семейств, я обойдусь и эльфийской кровью. До Имболка еще два месяца, я все успею подготовить. Ах, Лавиния, Лавиния, как же ты мне надоела!
Вино сегодня явственно горчило, и она отставила бокал.
Ну, да, оглядываясь назад, она понимала, что многое стоило бы сделать иначе. Может быть, даже и менее жестоко. Впрочем, перед собой можно не лицемерить: вот уж о чем она никогда не задумывалась, так это о какой-то моральной стороне того, что делала. В конце концов, ощущение собственного могущества пьянит куда сильнее вина, так что о нравственной стороне дела можно уже забыть. Скоро, скоро ее могущество возрастет неизмеримо, осталось несколько шагов.
