Владимир Корн - Дворец для любимой
Кивком головы отослав дежуривших в комнате стражников, я подошел к окну, из которого открывался отличный вид на гавань. Готом продолжал безучастно сидеть, положа руки нас стол и вертя в пальцах ручку.
Ручка, кстати, была со стальным пером, одним из самых первых моих внедрений технического прогресса в этом мире. По комнате плавал запах сургуча, которым он совсем недавно запечатал лежавшее перед ним на столе письмо.
В кабинете, помимо запаха сургуча, было довольно душновато, и я распахнул одно из окон вовсю ширь. В комнату ворвались запахи зелени и близкого моря, и король Трабона повел носом, тоже почувствовав их.
И чего держать окна закрытыми, ведь дело даже не в том, что третий этаж, а потолки здесь высокие, метров пять-шесть… Готом — не беглый каторжник, и не наконец-то пойманный душегуб, и у него свои понятия о чести.
«Ну, говори же, наконец, зачем хотел меня увидеть?» — подумал я, глядя на по-прежнему сидящего без движения Готома. Не так давно я страстно желал его увидеть, желал больше всего остального на свете, а сейчас, когда мы встретились, мне даже нечего было ему сказать.
Словно услышав мои мысли, король Трабона произнес тусклым, бесцветным голосом, в котором не было даже тени каких-либо эмоций:
— Господин де Койн, у меня к вам просьба…
Сначала я, было, подумал, что просьба его будет касаться письма, лежавшего перед ним на столе, которое необходимо кому-нибудь передать, посмотрел на него. Уловив мой взгляд, Готом покачал головой — нет.
Ну а что же еще тогда? В живых ты останешься, тебя сошлют на аналог Святой Елены в этом мире, и будут тщательно охранять. Ты там освоишься, начнешь плести интриги, которые все время будут срываться, уж об этом мы сумеем позаботиться. Словом, будешь жить надеждой, возможно даже, не очень скучно будешь жить.
Конечно, во всех отношениях было бы правильнее избавиться от него совсем, но я никогда не смогу этого сделать, и никто не сможет меня переубедить, хотя и следовало бы. Например, за маленькую Яну.
Готом произнёс только одно слово — пистолет, — чтобы умолкнуть снова.
Я посмотрел на него, по-прежнему безучастно смотрящему на вертящуюся в его пальцах ручку, и положил перед ним на стол револьвер.
В нем целых шесть патронов, и для того, чтобы совершить то, что он задумал, достаточно одного, но мне даже в голову не пришло вынуть лишние. Не хотелось оскорблять человека перед тем, как он сделает самый последний шаг в своей жизни.
Уже у самых дверей меня поймал его голос, произнесший:
— Господин де Койн…
Я обернулся, совершенно не опасаясь увидеть ствол револьвера направленным на себя. Так оно и оказалось: револьвер продолжал лежать на столе так, как я его и положил — стволом в письменный прибор, изображавший тура, символ Трабона на государственном гербе.
— Господин де Койн, — на этот раз Готом смотрел мне прямо в глаза, — к похищению вашей дочери я не причастен.
И взгляд, и голос у него был таким: поверю я — не поверю, ему безразлично.
Уже за дверьми кабинета я посмотрел на всех тех, кто охранял плененного короля:
— Его величество просил не тревожить его полчаса.
Надеюсь, этого времени Готому хватит, чтобы решиться.
Я пошел к выходу, и ко мне на свое привычное место, слева и чуть сзади, пристроился Проухв. Прошка в очередной раз готовился стать отцом. Отцом сына, утверждал он.
«Ловко у них с Мириам получается, — размышлял я. — Захотели дочку, и вот вам, пожалуйста — девочка. Захотели сына, и родился именно мальчик. В этот раз родится мальчик, можно даже нисколько не сомневаться».
Что еще удивительно, Мириам — почти многодетная мать даже по местным меркам, по-прежнему выглядела чуть ли не девчонкой, а не замученной частыми родами и рано потерявшую свою привлекательность женщиной.
Подарок Проухву к рождению сына я уже приготовил: годовалого жеребёнка аргхала, потомство от Ворона.
У меня их два, и вот, одного решил Проухву подарить. Знаю я, многие рты на них разевают, и теперь будут обижаться, ну и пусть их.
Прошка мне дорог, сколько мы вместе с ним прошли… И, по крайней мере, если опять, не дай бог, куда-нибудь сорвусь, как тогда, из Гроугента, будет меня кому сопроводить. Пусть и не сразу, годика через три — четыре, когда подрастет мой подарок. Но надо же и наперед смотреть.
— Командир, — услышал я тихий зов Проухва.
Надо же, за все то время, что я его знаю, всего третий раз он обращается ко мне именно так. Обернувшись на зов, я увидел револьвер, протянутый мне рукоятью вперед.
Револьвер Проухва тоже был работы мастера Гобелли, пусть и не с такой богатой отделкой, как и оба утерянные мои.
Первый так и не смогли найти там, где я его выронил из рук, на тракте по дороге в столицу. Ну а второй… Его теперь в руки я не возьму.
— Спасибо, Прошка, — ответил я, вкладывая револьвер в кобуру. Все-таки война еще не закончена.
Мы вышли из губернаторского дворца Дижоля, спустились по широкой лестнице и остановились, глядя на подъезжающую карету.
Дижоль сдался без боя. Узнав о двух событиях, произошедших почти одновременно — пленении короля и разгроме объединенного флота Трабона и Абдальяра, гарнизон сложил оружие. Наверное, помогла и демонстрация того, с чьей помощью мы собирались Дижоль захватить — капсомита. Земля дрогнула на много лиг вокруг, когда взрывом была уничтожена расположенная вблизи него высокая гранитная скала.
Когда сверху послышался выстрел, я вздрогнул. Звук выстрела был тихим, и, если бы я его не ждал, то, возможно и не услышал бы.
Не хотел бы я оказаться на месте Готома, категорически не хотел бы. Короля Готома попросту предали, предали люди, которым он доверял.
В какой-то степени он сам являлся виновником произошедшего с ним предательства. То, что даже среди его ближайшего окружения оказалось много людей, недовольных проводимой им политики, не стало для нас неожиданностью.
Судя по рассказам о трабонском короле, у меня создалось впечатление, что Готом старался испортить отношения со всеми, до кого только мог дотянуться.
С дворянством, считая, что у нее слишком много вольницы. С купечеством, постоянно обирая их на нужды армии и флота. С крупными землевладельцами, чьи доведенные до отчаяния крестьяне целыми деревнями сбегали в Империю, хотя и в ней жизнь далеко не для всех сахар. Наверное, Готом и все колокола с храмов приказал бы снять и переплавить на пушки, если бы они здесь были, колокола на храмах. Другие в этом мире обряды и обычаи.
А что все получили взамен? Да, за время его правления территория королевства значительно увеличилась в пределах. Но увеличилась в основном за счет таких же слабых экономикой стран. Единственным ценным приобретением, на мой взгляд, был захват им имперской провинции Тосвер, которую мы сумели отвоевать.
