Морган Родес - Замороженные приливы (ЛП)
В Крешии было слишком жарко, чтобы носить плащ, и он стянул рубашку через голову и швырнул её на траву для Оливии, а после повернулся спиной.
И ждал.
Как он подозревал, это не заняло много времени – услышать звук крыльев. Он чувствовал дуновение ветра, что прошлось по волосам, заставляя его тяжело вздохнуть. Он подождал ещё немного, прежде чем обернуться.
Оливия стояла босиком в шести шагах от него, натянув на себя рубашку. Он всегда знал, что она великолепна, но её красота казалась куда очевиднее, когда он узнал, что она бессмертна. Её волосы не просто были черными – обсидиановые, и кожа мерцала, словно посыпанная золотой пылью. И прежде он считал глаза просто зелёными, а теперь они казались глубокими и изумрудными.
- Тебе нужна одежда, - промолвил он. – Не знаю многого о Хранителях, но многие девушки стесняются наготы.
Выражение её лица было напряжённым, а взгляд – пристальным.
- Мне жаль, Йонас.
- Это то, что ты сказала в последний раз.
- Я не могла сказать раньше.
- Почему?
- Ты бы предложил мне присоединиться к вам, если б знал? – она говорила дрожащим голосом, но расправила плечи. – Я знаю, что совершила ошибки, но помни, что я спасла твою жизнь, исцелив раны.
- А после позволила Лисандре умереть.
- Я не была готова. Я понятия не имела, что наши пути так скоро пересекутся. Моя магия сильна, но не с Родичем Огня. Тимофей предупредил меня, что надо избегать его любой ценой, не в моих силах сражаться с ним ради твоей щащиты.
Йонас моргнул.
- Что ты несёшь? Родич Огня?
Оливия кивнула.
- Каян… он Родич Огня. Бог, заключённый в тюрьму в янтарный шар.
Теперь Йонас смотрел на неё с истинным шоком.
- И ты столько ждала, чтобы сообщить мне об этом?
- Я сказала, это не моё дело рассказывать. Я только…
- Защищала меня. Понимаю. Ты сделала выдающийся подвиг, - он потёр глаза. – Скажи, Оливия, зачем надо защищать меня?
- Потому что Тимофей сказал мне.
- Я не знаю, кто такой Тимофей, но Каян упоминал его.
- Он мой Старейшина. Лидер.
- Другой хранитель.
- Да. У него есть видения. Он видел тебя. Каким-то образом, ты важен, Йонас. Федра это знала. Поэтому спасла тебя. Поэтому пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти тебя.
- И кем я был в видении этого Тимофея? Бедный рабочий из пелсийских виноградников, неудачный лидер мятежников… Я никто.
- Я сказала ему это, - кивнула она. – Но ты не никто. Он настоял.
Он уставился на неё. Она говорила оскорбления, как факты, без воинственности.
- Иди. Не хочу тебя видеть. Иди, лети в Убежище. Или ты убежала ради меня, как Федра?
- Нет. Мистические стены, что держали нас прежде, упали, когда кровь молодой волшебницы была пролита. Если б другие знали, они попытались бы уйти, поддав себя опасности столкнуться с Родичем Огня. Поэтому Тимофей молчит.
Челюсть Йонаса напряглась.
- Иди, Оливия.
- Я знаю, ты злишься из-за Лисандры. Я тоже. Мы не можем изменить этого. Всё. Я не могла спасти её, даже если бы нарушила приказ Тимофея.
- Ты могла бы очень постараться.
Её выражение словно передёрнуло дымкой.
- Да, ты прав. Но я боялась. А больше не боюсь. Я вернулась, чтобы выполнить свой долг, даже если я должна буду иногда нарушать правила.
- Так ты вернулась, чтобы держать меня в безопасности до какого-то неизвестного будущего события?
- Да.
- Я не забочусь о будущем. Я лишь хочу, чтобы ты оставила меня в покое.
- Я не могу, - он бросил на неё возмущённый взгляд, но она лишь пожала плечами. – Я искуплю свою вину.
- Сомневаюсь.
- Я останусь и буду тебя защищать, Йонас Агеллон. Будет проще для нас обоих, если ты не будешь сражаться ещё и с этим.
Она раздражала его. Но теперь, стоя перед нею и глядя в её глаза, он понял, что не может ненавидеть её так, как ненавидел после отлёта. Если Каян – это то, что она говорит…
…То они в куда худшей ситуации, чем Йонас подозревал.
И тот факт, что есть ещё трое таких, как Каян, превратят гнев злого короля Гая в не более серьёзное, чем просто искорка.
Если Оливия говорит правду о состоянии Убежища, то её магия так же сильна, как никогда, и не пропадает, как у ссыльных. И это, конечно, прекрасно: она может быть ястребом тут, она исцелила Йонаса магией земли.
- Если ты останешься, мы продолжим путь вместе, - промолвил Йонас. – Но ты будешь защищать не только меня. Ты будешь защищать меня и моих друзей.
- Ты просишь пообещать то, что я не могу. Только тебя стоит защищать.
- Я никогда не просил личного заступника. Ты можешь сказать своему драгоценному старейшине это, если он будет шуметь. Это не обсуждается. Если ты хочешь остаться, ты полностью посвятишь себя защите всех, о ком я забочусь.
- Но как я должна…
Он поднял руку.
- Нет. Не спорь. Да или нет?
Её глаза вспыхнули.
- Тебе повезло, что я вернулась, чтобы защитить тебя, смертный! И ты смеешь ещё выставлять мне условия?
- Да? Ты можешь следить сверху, похлопывая своими крылышками, а я буду бросать в тебя камни и оставаться в опасности, или останешься здесь и будешь бороться с нами. Как тебе?
Оливия смотрела на него с вызовом во взгляде.
- Хорошо.
Он склонил голову набок, словно отвечая на вызов.
- Хорошо.
Потом она сбросила рубашку и, превратившись в размытое пятно из обнажённого золотого тела и перьев, превратилась в ястреба и взлетела в воздух, сопровождая это недовольным клокотанием.
Йонас видел, как она уселась на краю соседней крыши.
Феликсу нужен ещё один шанс, чтобы искупить прошлые ошибки и встать на сторону света. Йонасу было жаль, что он не дал другу шанс.
Но он даст его Оливии.
Глава 24
Феликс
Крешия
Он не кричал со своего первого дня в крешийских подземельях, но его решимости надолго не хватит. Он не был удивлён, когда выдавил из себя стон. Как один из Кобра, он понял, что такие пытки разрушат каждого. Даже его.
Особенно пытки тюремной стражи над лимерийцем, что обвиняется в убийстве королевской семьи.
Через неделю в подземелье его спина превратилась в сырое мясо. Сто, пятьсот, тысяча ударов кнутом. Он не знал. Он безвольно висел на цепях, закреплённых в потолке, а кровь стекала по нему.
- Давай, - насмехался стражник, - повесели мамочку. Это поможет.
Феликс не знал имя стражника, но мысленно называл его демоном.
- Ты помнишь? – Демон бросил что-то на пол перед Феликсом. – Теперь ты смотришь на себя.