Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб
Скорее всего, любопытные пастыри направлялись в Адрианово аббатство, что уже девятый век смотрелось в воды Эйны. Фельсенбурги тяготели к ордену Знания, а славящиеся суровостью Штарквинды предпочитали Милосердие. Адрианианцев с их алыми львами Руппи разглядел только в Метхенберг. Военные священники, они жили одной жизнью со своими кораблями… Отец Александер был таким же офицером «Ноордкроне», как Шнееталь с Блауханом, и погиб он, как офицер.
Руппи делал глупости не так уж и часто, а сделав, отдавал себе в этом отчет. Догоняя монахов, он не сомневался, что поступает разумно. В первый раз с того дня, когда в Фельсенбург нагрянула полная дружелюбия принцесса.
Часть третья
«Влюбленные»[9]
Есть люди, в дурные дела которых невозможно поверить, пока не убедишься собственными глазами. Однако нет таких людей, дурным делам которых стоило бы удивляться после того, как мы в них уже убедились.
Франсуа де ЛарошфукоГлава 1
Талиг. Оллария. Дриксен. Эйнрехт
400 год К.С. Ночь с 16-го на 17-й день Весенних Молний
1
Ноха вырастала на пути черной стеной, врезаясь в еще синее, но уже звездное небо. Робер придержал разогнавшегося Дракко, в сороковой раз разглядывая то, что так и не получил магнус Истины. Сумерки неотвратимо оборачивались тьмой, но кони не пугались, да и сам Эпинэ не чувствовал ни страха, ни отвращения, только досаду, что и эту ночь они с Марианной потеряют. Призрачные зеленые столбы и незримый колокол не вызывали даже любопытства, но Иноходец обещал Эрвину отыскать хоть что-то, объясняющее приказ Алвы и, возможно, интриги «истинников». Ноха была последней, а начал он с Лаик, угробив день и две ночи и ничего не найдя. Даже сожалений об ушедшей молодости. Для очистки совести Робер велел перерыть здание от подвалов до чердаков. Новый комендант, бывший теньент, зимой потерявший в схватке с мародерами глаз, поклялся поставить Лаик дыбом, но это было бессмысленно, как и визиты в Дору.
Иноходец заставил себя обойти все дворы и соединяющие их проходы. Он стоял возле мертвого фонтана, чего-то ждал над засыпанными ямами, заглядывал в ниши и сточные канавы. Ничего, кроме памяти о чужих смертях и своих ошибках. Эмма Маризо уехала в Эпинэ, она не упрекала, она даже благодарила. Деньги они с мужем тоже взяли, и эта их благодарность была страшней ярости и оскорблений. В Доре же теперь пахло не плохим вином, розовым маслом и смертью, а мокрой зеленью. Аббатство заполонили одуванчики и кошачьи вьюны, а сторожа умудрились завести кур. Пестрая нелетающая стайка деловито копошилась в грудах мусора, знать не зная ни о девочках Маризо, ни о кастрюлях и бульоне с потрошками.
Призраков Робер бы пережил, а вот куриная возня на месте рухнувшей галереи заставила сбежать к Капуль-Гизайлям. Разрубленный Змей, какую чушь он тогда нес, но Марианна поняла все. Она больше чем поняла…
Немалым усилием воли отогнав мысли о золотистом будуаре, Робер окликнул Жильбера:
– Можешь быть свободен.
Сэц-Ариж освобождаться не желал, о чем и сообщил. Он жаждал отправить монсеньора отдыхать и заняться ловлей призраков самолично. Трогательно, бесполезно и… заманчиво!
– Ты не видел того, что видели мы с Клементом, – напомнил не столько адъютанту, сколько себе Иноходец, – и не разберешь, что важно, а что – нет.
– Я обо всем доложу, – попробовал настаивать адъютант, но Робер, не особо рассчитывая на собственную волю, затягивать разговор не рискнул.
– Вот утром и доложишь. Обо всем, что случится за ночь. Все. Пошел вон!
Разобиженный Сэц-Ариж развернул коня с нарочитой четкостью, словно на смотру. Что ж, спокойной ночи! Эпинэ проверил сумку с Клементом и подъехал к почти крепостным воротам. Его крысейшество мирно дрых – он был сыт и спокоен, как и Дракко, а ведь зимой кони шарахались от ночной Нохи, как от чумы… Проклятье, вот ведь привязалось словечко, еще накличешь!
Постучать Робер не успел – открыли и так. Дракко без колебаний ступил на монастырские плиты, вряд ли осознавая, что является исключением. Почетным. Левий так и не отменил приказа, запрещавшего приводить во Внутреннюю Ноху не принадлежащих Церкви лошадей, зато даровал Роберу Эпинэ свободный проход в любое время дня и ночи. Это было не только удобно, но и приятно, хотя доверие обязывало.
Эпинэ спешился и отдал повод вышедшему солдату. Рядом уже крутил усы Мэйталь. Встречает, а ведь просили же…
– Доброй ночи, полковник. Вы очень любезны, но мне не хотелось бы лишать сна еще и вас.
– А я не намерен ничего лишаться. – С маршалом Талига церковник держался теплей, чем с Первым маршалом великой Талигойи. – И вам не советую. Если красавчики не покажутся до двух, они не покажутся вовсе. Зато вас будет ждать его высокопреосвященство.
– В два ночи?
– Его высокопреосвященство ложится не раньше пяти.
– Я тоже, – признался Эпинэ, ощущая невольную досаду. В три часа он еще мог завернуть к Капуль-Гизайлям, в пять это будет слишком, но оттягивать разговор с Левием и дальше нельзя. – Наверное, лучше начать с колодца?
– С колодца? – Полковник озадаченно нахмурился. – А, с места, над которым видят зеленый столб? Там ничего нет. Его высокопреосвященство распорядился снять верхние плиты, под ними была земля, и, похоже, всегда.
2
Последние сомнения отпали, когда монахи не свернули на Липовую тропу, а, спустившись по лестнице Двух Лебедей, двинулись вдоль реки. Адрианианцы. Никто другой этой дорогой среди ночи не пойдет, и никто другой не объявился бы так быстро. Стражник отсутствовал не более часа, но в нише звезд не разглядеть, к тому же Руппи зверски замерз. И поделом, надо было подхватить плащ, не свой, так хотя бы щеголя. Противно? Не противней, чем чихать и шмыгать носом.
Монахи двигались довольно шустро, но Эйна собиралась вильнуть, и Руппи, срезая поворот, свернул в больше смахивавший на рощу парк. Перехватить святых отцов удобней всего было на полпути между лестницей и аббатством, благо там имелся спуск. Вернее, то, что было спуском для горца, но не для клирика в балахоне и не для стражников в кирасах и с алебардами. Оставалось придумать, с чего начать разговор, чтобы адрианианцы не схватились за оружие. Отец Александер стрелял отменно, да и прочие корабельные священники понимали не только в молитвах. Конечно, в столице смиренные слуги Создателя с абордажными тесаками не разгуливают, но, покидая среди ночи обитель, они могли прихватить пистолеты или хотя бы кинжалы.
Речной ветер взъерошил волосы, не дожидаясь, когда это сделает сам Руппи, и напомнив о звездах и радости, которых в Эйнрехте больше нет. А на нет и суда нет, никто не обещал, что твоя жизнь будет сплошным танцем, то есть обещал, но ты не свободен. Ты адъютант Кальдмеера, и ты должен, как должен тот же Бешеный.
