Анна Гаврилова - Испытание Огня
Кстати, ради того, чтобы устроить это мини-КПЗ, Фиртон избавился от двух стеллажей. Вернее, передвинул их вместе с книгами. И тут, видимо, то самое зелье, на которое «армрестлеров» проверяли, помогло.
Попытка хоть немного облегчить боль в руках ни к чему не привела, и я беспомощно уставилась на зеркало. Очень хотелось увидеть там хоть какой-то признак присутствия Зябы — движение, рябь или поплывшее изображение подземной библиотеки. Но — увы…
А потом повернулась к Касту. Пижон снова дернулся и застонал, словно пытаясь вырваться из плена. И в итоге я спросила:
— Что с Кастом? Почему он в таком состоянии? Это тоже из-за зеркала?
На этот раз Фиртон упираться не стал, ответил сразу.
— Нет, Даша. Это пара дополнительных ударов по голове и полбутылки зелья забвения.
— Зелье забвения? Откуда оно у вас?
Декан пожал плечами.
А я хоть и понимала, что не мог Фиртон явиться в академию на следующий же день после своей «гибели», потому что это неоправданный риск, но все-таки поинтересовалась:
— Вы украли его из кабинета ректора?
— Хм… то есть название зелья тебя не смущает? А может быть, ты знаешь, кого им обычно поят?
Я отпираться не стала. Кивнула. Фиртон усмехнулся.
— Нет, Дарья. В кабинет ректора я не заходил. — И добавил задумчиво: — А старика, говоришь, ограбили? Интересно, кто бы это мог быть? И… почему?
Блин. Мне это тоже интересно. И очень хочется верить, что тот, кто украл зелье, сделал это ради меня. Понимаю, что глупость, но все-таки…
— А действие этого зелья обратимо?
— Нет, Дарья. Необратимо. Оно — конечно.
— То есть после того, как действие зелья заканчивается, человек вновь становится нормальным?
— Да. Но он, — Фиртон кивнул на Каста, — не станет. Просто не успеет.
По коже побежал мороз. А наш мучитель снова переместился и теперь сидел ко мне спиной. Он не боялся удара и был в этом до отвратительного прав! Мы ничего не могли сделать. Даже я, несмотря на относительную свободу, не могла — руки затекли настолько, что пальцы шевелились с огромным трудом. Какие уж тут заклинания?
А еще… я по-прежнему понимала: нужно тянуть время! И так как Фиртон сам предложил игру в вопрос-ответ…
— Тот клиент ресторана, который подарил зеркало. Это были вы.
— Да. Я выкрал зеркало из академии, как только узнал о вечеринке. И подсунул его тому напыщенному индюку-ресторатору. Думал, придется применять внушение, а он и сам взял. Представляешь, какая удача?
Угу. Представляю.
— А Эстер? К ней вы внушение применяли?
Сидевший спиной мужчина отрицательно покачал головой. Сказал с задержкой:
— Нет. Эстер сама. О планах комиссии касательно проверки моей банковской ячейки, кстати, тоже именно она выведала и рассказала. Хорошая девочка. Я всегда знал, что могу на нее положиться.
— А как она стала вашей сообщницей?
Фиртон пожал плечами. Но спустя пару бесконечно долгих секунд все-таки ответил:
— Амбиции, Дарья. Эстер всегда была амбициозной, а я всегда был открыт для сотрудничества. Вот так мы и сошлись. Задолго до всех этих событий — два года назад. За это время Эстер доказала свою надежность. Вот и в этот раз не подвела.
То есть прежде длинноносая подрабатывала стукачкой на факультете? Неудивительно. Но доносить декану на студентов — это одно, а помогать убийце — совсем другое. Как девушка решилась на подобное?
— Что вы посулили Эстер за помощь? — спросила я.
Увы, этот вопрос так же оказался из числа «неверных».
— Какая разница, Дарья? Эстер — расходный материал. Она исчезнет после того, как все закончится.
У меня не было причин сочувствовать длинноносой, тем не менее я вздрогнула и внутренне сжалась. Просто в голосе Фиртона не прозвучало ни единой эмоции. Это было страшнее, чем любые крики. Сообщнице бывшего декана действительно не выжить.
— Эстер исчезнет, как и мы… — пробормотала я.
Сказала очень тихо, но Фиртон все-таки расслышал. И, обернувшись, одарил меня удивленным взглядом.
Я от такой реакции немного растерялась. Что? Я разве не права? Разве нас планируют оставить в живых?
— Ты не умрешь, Дарья, — выдержав очень долгую паузу, сказал наш бывший декан. И он в этот момент не улыбался, был очень серьезен. — Ты будешь жить.
— Жить? — Я не выдержала, рассмеялась. Он сумасшедший, да?
— Что смешного? — помрачнел Фиртон.
Этот тон, эта мимика поставили меня на грань истерики.
Нет, он серьезно? Или все-таки издевается?
— Дарья, что не так? Почему ты смеешься?
— Да потому что это бред! — подавив новый приступ истерического смеха, воскликнула я. — Вы рассказываете мне подробности своих преступлений! После такого вы просто не можете оставить меня в живых! Я же вас выдам, как только появится малейшая возможность!
— Не выдашь, — уверенно произнес Фиртон. — После того, как узнаешь все, — не выдашь. И я рассказываю не просто так, не из желания похвастаться или облегчить душу. Я рассказываю, чтобы ты училась. Чтобы ты понимала, что к чему и с чем в нашем мире можно столкнуться.
Фиртон был серьезен. Настолько серьезен, что смеяться совершенно расхотелось, даже истерически.
— Знаешь, почему я — взрослый, успешный человек, ввязался в эту авантюру? Знаешь, почему я бросил все силы на уничтожение этого ублюдка?
— Почему?
Вот теперь наш тюремщик встал. Повернулся, сложил руки на груди и вздохнул глубоко, но тяжко.
— Я должен был бы ненавидеть его только за то, что он из рода альт Побос. Не по отцу, по матери. Именно благодаря роду Побос, их интригам мой род, род Фиртонов, лишился приставки «фон». И именно предок этого мальчишки лишил моего прадеда графского титула. Уже причина, не находишь?
— Но ведь не для убийства… — попыталась возразить я.
И декан возражение принял, кивнул.
— Да. Именно поэтому я не трогал ублюдка все эти годы. Но после твоего танца в храме Ваула… Он его сын, понимаешь? Он сын этого, этого…
О, ужас. А Ваул-то чем не угодил?
— При чем тут Ваул? — спросила уже вслух.
Фиртон расплылся в очередной улыбке, на сей раз горькой.
— А при том, милая моя девочка. При том!
Это точно были нервы, причем не мои. Фиртон сделал два шага вперед, после прошелся вдоль неподвижной телохранительницы, которой тоже, судя по всему, какого-то зелья влили, и снова заговорил:
— Я не такой, как ты, Дарья. Но мы похожи. Много лет назад, когда вся та заварушка с образованием Норрийской империи только-только назревала, моя пра-пра… прабабка была влюблена в иномирянина. А именно — в Василия Голубева. Их отношения были тайными, потому что подобный союз в тот момент не мог найти одобрения. Да он и не нашел — никто так и не узнал о той любви. Но к моменту, когда все началось, бабка была беременна. И не стала травить плод. Понимаешь, к чему я веду?
