Время ушельцев (СИ) - Филимонов Сергей "протоиерей"

— Да, — ответила Хириэль. — Это он. Его почерк.

— Так, — снова произнес Ингвэ. — Расклад такой. Фаланд просит, чтобы мы попытались разобраться, что же произошло с точки зрения… э… Пентамической Магии. По нашей прикидке, Воплощение — это конечный результат. То есть сама Катастрофа. Сущность — распад человека.

— Именно так, — подтвердил Эленнар.

— Форма — это машинная цивилизация как таковая. А вот с Источником и Нирвой далеко не все ясно, — подытожил Ингвэ. — Может быть, вы поможете разобраться? Тот осколок Бездны — он по Источнику или по Нирве?

— По Нирве, конечно, — удивленно произнес Эленнар.

— А почему?

— Во-первых, Бездна — не Источник. Она не порождает. Только поглощает. А во-вторых, все началось не с нее.

— Мм! — Ингвэ в отчаянии ударил кулаком об стол. — Вот дурной! Совсем из головы вон! Ну, точно! — добавил он после небольшой паузы. — Осколок не может играть роль Источника просто потому что все началось не с него!

— Бред какой-то. Поповщина какая-то получается, — недоуменно произнес Хугин. — Дьявол всему причина, что ли? Он, что ли, людей соблазнил?

— Сам себя он соблазнил, прежде всего. Да это и не важно, нетерпеливо махнул рукой Ингвэ.

— А по-моему, это как раз очень важно, — вмешалась Хириэль. — Сам себя соблазнил, своею мыслью. Так? Вот эта мысль и есть Источник!

— Ого! — ахнул Ингвэ. — Но…

— Но какая это была мысль? Ведь в этом же все дело, — продолжала Хириэль. — Мысль о противостоянии? Тогда это учение Равновесия… Нет! Не о противостоянии! О разделении! Учение Расщепления, вот что это такое!

— Расщепления? — переспросил Ингвэ. — А, понимаю! На тех, кто с нами, и тех, кто с ними? Да?

— Ну да, — кивнула Хириэль.

— Или… погоди… на высшие и низшие расы? На богоизбранные народы и прочие? Да? Так?

— Ну да, именно так, — кивнула Хириэль. — И тут же идея непримиримого извечного противостояния, то есть Равновесия. Вообще Расщепление и Равновесие — это две стороны Пустоты. Но…

— Подожди, — перебил ее Ингвэ. И, глядя ей прямо в глаза, медленно, с расстановкой, произнес:

— А земное и небесное? Если они отделены друг от друга непроходимой пропастью? Это как?

— Бездной?! — ахнул Хугин.

— Хорошо. Пусть бездной. Непроходимой. Или, того хуже, проходимой только для последователей единственно истинной веры. Это тоже учение Расщепления? Или как?

— Бездна! — снова крикнул Хугин. — Понимаете? Бездна! Бог умер!

— Что? — брови Ингвэ удивленно поползли вверх.

— Бог умер. Это Ницше так утверждал. Только это неправда. ЭТО МЫ ИЗГНАЛИ ЕГО! И изгнали именно тем, что поклонились Религии Расщепления!

Состав Торонгиля

— Ч-черт… Куда же делся Ингвэ? В огород его, что ли, понесло?

Конечно, это было не более чем очисткой совести. Зимой в огороде делать нечего. Митрандир это прекрасно знал.

Но, едва выглянув из-за угла, он отпрянул назад — еще раньше, чем успел понять, что же такое произошло.

По огороду Ингвэ, прячась за кустами смородины, осторожно кралась полусогнутая человеческая фигура.

Заметить ее в темноте было бы практически невозможно, Но из окна соседней — Митрандировой — избы падал тусклый свет.

И еще одну ошибку допустил неведомый воришка: пошел на дело в ало-оранжевой куртке. Очевидно, решил, что в темноте все равно все кошки серы.

«И все куртки — тоже», — усмехнулся про себя Митрандир. Что это воришка, он уже не сомневался. Доверять крадущимся фигурам он отучился еще на афганской войне. И вообще, честные люди стучатся в дверь.

Митрандир провел ладонями по бокам. Так. Отлично. Ничего, что могло бы случайно звякнуть, в карманах нет. Ватник на нем черный, штаны и шапка — тоже. На фоне стены заметить почти невозможно. Сейчас этот оранжевый кретин полезет в окно…

Фигура в оранжевой куртке коротким броском пересекла заснеженное пустое пространство и прижалась к стволу яблони. Но ствол был беленый, и яркая куртка на его фоне выделялась просто великолепно.

Еще бросок! Оранжевая куртка была теперь уже еле видна. Воришку явно интересовал самый западный угол огорода. Он что — собирался в помойке шарить?

Точно, в помойке! Скорчился и что-то оттуда выгребает, как жук навозный. Интересно, что?

Митрандир осторожно подкрался поближе. И, если бы не давняя выучка, он бы точно вскрикнул от удивления — воришка в ало-оранжевой куртке выгребал из помойной ямы картофельные очистки и складывал их в ведро!

Ему что — жрать нечего?

Закончив свою общественно полезную работу, ассенизатор-любитель откинул с головы капюшон и воровато огляделся. По плечам рассыпались длинные рыжие пряди.

Алтиэль?

Точно, она!

Но какого дьявола? Они что, с Торонгилем все запасы приели и стыдятся признаться?

Алтиэль, подхватив ведро, быстро пробиралась задами к избе Торонгиля.

Нет, все-таки: зачем им очистки?

А! Понял! Торонгиль из них тайком самогон варит! Алхимик чертов… А Ингвэ, значит, по ночам к нему шастает. И Лусиэн ничего не говорит. Еще бы он ей сказал.

Ч-черт… Только самогонщика нам еще и не хватало. А Коптев-то хорош! Залезть, что ли, ночью к Торонгилю в окно и кокнуть аппарат? Да нет, нельзя. Надо действовать открыто.

Митрандир вышел на улицу. Так и есть: у Торонгиля свет горит. Да какой яркий!

Вот ведь паразит, на полную мощность раскочегарил свое производство…

Он подошел к освещенному окну и постучал в раму.

— Кто там? — крикнул за окном Торонгиль.

— Отпирай. Это я, Митрандир. Дело есть.

— Сейчас.

Дверь скрипнула. На пороге стоял полностью одетый хозяин. Скорее всего, он и не ложился.

— Ингвэ у тебя? — спросил Митрандир, бесцеремонно вваливаясь в сени. Так и есть: пахнет закваской.

— Нет. А в чем дело-то?

— А что, он уже ушел? Или где-нибудь в углу пьяный валяется? — нарочито обыденным тоном поинтересовался Митрандир.

— Но…

— Никаких «но». Думаешь, у меня насморк? Я что, не чую, чем ты всю избу провонял? А благоверная твоя для чего очистки по помойкам собирает? Сам видел вот только что. Давай-давай, показывай, где самогон. Потом всей колонией решим, что с тобой, паразитом, делать.

— Ну ладно, — сдался Торонгиль. — Имей в виду, тебе первому показываю.

С этими словами он распахнул дверь в горницу. Глаза Митрандира невольно сощурились от яркого света. На столе горела восьмилинейная керосиновая лампа. А рядом — шесть здоровенных четвертных бутылей, до краев полных янтарно-золотистой жидкостью.

— Даже этого не мог сделать, как следует. Что он у тебя какой-то желтый? Как моча, ей-Богу… — проворчал Митрандир. — И лампу жжешь вовсю. Знаешь ведь, что керосина нет!

— А вот теперь посмотри сюда, — Торонгиль протянул Митрандиру литровую банку с такой же янтарной жидкостью. — Нет, ты скажи сам: это, по-твоему, самогон? Это, по-твоему, можно пить?

— А что же это, по-твоему? — Митрандир недоверчиво повертел банку в руках и поднес к губам. — Тьфу, ну и мерзость! Одна смола, только фонари заправлять годится. Что?! — ахнул он, внезапно поняв, в чем дело.

— Ну да, — хладнокровно кивнул Торонгиль. — Пить нельзя, а лампы заправлять можно. Нормально горит, не коптит, — он кивнул на стоявшую на столе керосиновую лампу.

— Торонгиль! Паршивец! — радостно завопил Митрандир. — Да ты хоть представляешь, какое дело вы с Алтиэлью сделали?

Валандиль и его мастерская

Теперь о свете можно было не беспокоиться. Запасы Торонгилевой смеси — раствора сосновой смолы в самогоне — росли быстрее, чем расходовались.

Керосином для освещения уже не пользовались — его берегли для крайней необходимости. Дизельное топливо с трофейного танка слили и надежно упрятали. И все равно окна домов мерцали веселыми огоньками, прекрасно видными даже с противоположного берега озера. Да и горели они теперь уже только по ночам — серое небо с каждым днем становилось все светлее и светлее.