Наталья Гвелесиани - Дорога цвета собаки
…Невозможно больше изводить себя размышлениями о злосчастном своем пути – выгнись попутная дорога дугой или свейся в петлю, мне все равно не вкусить плодов, принадлежащих другому путнику. Можно лишь промедлить, маршируя на месте, что хуже всего. Женщина в черной косынке обходится без самообмана. Так пойду же к цели, на которую решился, как шел всегда – единственной дорогой, которая к ней подходит. Мы добрались уже до заброшенного тоннеля, что обозначен на карте у конца холмистого кряжа. Дальше – равнина, откуда до озера рукой подать. Слава Богу, больше у меня не будет времени и места записывать переживания, следуя всему, для комиссии бесполезные. И все-таки, сделав последнюю запись, вернусь назад на километр – к тоннелю, и оставлю блокнот на входе – на насыпи из осколочных камней. Может быть, следующий витязь, спешащий к Безымянному озеру для схватки с врагом, если мы с товарищем его все-таки не одолеем, найдет что-нибудь полезное для себя в этих заметках – достаточно скупых и сдержанных, чтобы считать их интимными. Авось он решит прежде, чем продолжить путь передать записки властям – меня бы это тронуло. Мне очень не хватает друзей, я остро ощутил это несколько минут назад, когда ошибся, подумав, что Годар решил оставить меня. На это у него было полное право. Я не могу никого принуждать быть верным мне, тем более в деле, почти обреченном. Иногда мне казалось, что Годар, придираясь, ищет предлог чтобы постепенно отдалиться. И я уж начинал думать, что, если он все-таки останется где-нибудь рядом – это станет самым большим укором для меня. И вот он остался и мне стало легче. А когда я представил, что наоборот,сердце екнуло. В его дружбе ко мне чувствуется неизъяснимая сила, перед которой я преклоняюсь и которая раскалывает вдребезги чаши недоверия – их он сам лепит, сам наполняет и передает в мои руки с настойчивой просьбой испить вместе. Под его недоверием, мне кажется теперь, затаилась такая огромная вера, какая мне лично не по силам, но без которой я не смогу жить. Если он не перебьет от неуклюжести всю посуду на планете и не расстроится, то донесет Землю, упади она с орбиты, на голых руках, хоть до самых райских ворот. Может быть, вера – самая большая святость, а неверие – самый тяжкий грех. Хоть бы и воздавалось по вере. Древние писатели, из сочинений которых составлялось священное писание, были чудесные люди.
Потерять Годара, предубежденного, но доброго иностранца, мне так же тяжело, как потерять Скир, Родину. Мне хочется, чтобы кто-нибудь взял его за руку и вывел из нашего лабиринта к родному дому. А он тянется к моей руке, неспособной оказать сегодня такую услугу – в глубине души я благодарен ему за это, хоть и очень тревожусь за него. Нашлась бы все-таки рука для Годара – не сейчас, так после.
Глава IV
Над Безымянным озером плавал ворон – это было первое, что приметил Годар в открывшемся оазисе. Травы и кустарники в сравнении с блеклой растительностью остальной зоны казались садовыми культурами. Среди них возвышался шатер. Само озеро, слывшее в народе недобрым еще до дракона, потому что никто не встречал человека, сумевшего побывать на противоположном берегу, смотрелось издали, как клинок широкого ножа: левый берег был выгнут, словно в нем застряло острие, правый же представлял прямую линию. За противоположным берегом продолжалась срезанная горизонтом равнина – ее полоска была голубовата и неподвижна так же, как поверхность воды.
Шевелилась от легкого ветра только пестрая ткань шатра. И плавал без шума в небе над озером ворон.
Следов битв на берегу не было. Сломанное оружие, скелеты, остатки одежды, искореженная, пережженная земля – все, о чем рассказывал король и другие участники его юношеского похода, словно быльем поросло.
– Кто здесь находится?!- воскликнул Годар, обернувшись к Мартину, который, прищурившись, недоуменно разглядывал шатер, понукая заупрямившегося коня.
– А ты знаешь, ведь он из несгораемого шелка,- протянул Мартин, не спуская с шатра глаз.- Где там у него вход…
Годар тяжело, с гулом проскакал вперед и нащупал взглядом прорезь в новеньких шелках – она находилась слева; шатер, таким образом, стоял боком к береговой линии. Со стороны же озера открылась огромная куча пепла,в котором валялись почерневшиебычьи кости.Поодаль лежали связанные бечевой грабли, метла и лопата.
Мартин слез с лошади и, держа правую руку нп рукояти сабли, откинул левой полу шатра. "Никого",- сказал он, и Годар сразу же соскочив со своего коня, вбежал внутрь.
Пол тоже был выстлан несгораемым шелком – Годар отметил это не без смущения: ступать по нему в пропыленных сапожищах было варварством. Пестрота и обилие драгоценных тканей давили на психику. Дополнительные отрезы шелковой материи были прикреплены, словно ковры, к шелковым же стенам. Остальной шелк, самых разных расцветок, хранился в громадных рулонах, выстроенных в несколько рядов у одной из стен. Посреди пола был выставлен частный сервиз из китайского фарфора. В углу располагался сундук с шелковой скатертью и на ней – чайник и два ведра из жести. Больше в шатре ничего не было.
Приоткрыв сундук так, чтобы не сдвигать чайник с ведрами, Годар обнаружил гору полотенец, кинжал, широкополую черную шляпу и красный плащ. Это не показалось ему более удивительным, чем все остальное, и он захлопнул крышку.
Охранявший вход Мартин видел все то же самое, кроме содержимого сундука.
– Кто по-твоему, здесь хозяйничает?- негромко крикнул он вслед Годару, который, покинув шатер, моментально вскочил в седло и был уж у воды, находящейся всего в двенадцати шагах.
– Какой-нибудь иностранец – любитель экзотики. А может, твои соотечественники устроили здесь пункт контрабанды несгораемым шелком. Именем же дракона прикрылись для острастки. Может, стоит поискать его чучело?
– Хотел бы я быть таким скептиком.
Взяв коня под уздцы, Мартин пошел к озеру. На краю берега Годар, оперевшись о седло, задумчиво глядел в глубь с высоты своего роста.
– Жаль, что на поле не осталось оружия, я хотел присмотреть себе еще парочку копий,- тихо сказал он, когда Мартин встал рядом.
– Ты все еще веришь, что дракона можно побить железом?Я не выкинул свое оружие только потому, что не хотел, чтобы болваны из Скира объявили меня еще и трусом. Для победы нужен миг-вспышка, озарение.
– Раньше ты говорил, что бой – это труд.
– Вспышка – последняя точка в работе. Говорят, на забытом языке коренных жителей страна эта называлась Мигом. По другим данным,- Переходом. Может, в этом что-то и есть.
– Ты видишь, Мартин?!- вскрикнул Годар шепотом.- Там, на дне?..
– Да. Ночной город,- хрипло произнес Мартин,- жаль, что на окнах заперты ставни. Я не смогу увидеть жителей.
