Олеся Андреева - Люди без Планеты
— Дорого ты мне обходишься. — Проскрежетал я сквозь зубы, хватая Ромо за руки.
Он смотрел мне в глаза, но я пытался избежать этого взгляда. Он крепко вцепился в меня, упершись ногами в неровный край, но вместо того, чтобы пытаться вылезти, Ромо дернул вниз изо всех сил. Я чудом удержался на краю, ухватившись за торчащую корягу. Теперь уже, вспомнив весь нецензурный запас слов Руслана, я пытался отделаться от вцепившегося в меня мертвой хваткой Ромо. Он не произносил ни звука, только с бешеным рвением пытался забрать меня с собой.
— Неужели сбросишь меня? — Крик его напоминал безумца, впрочем, как и взгляд расширенных глаз. — Вспомни клятву, что дает каждый римпвиец! Вспомни: '… единством сильны, потому что мы братья!'
Не слушая больше ни слова, я поразился собственной холодности, с которой пнул бывшего напарника ногой в плечо. Пальцы его соскользнули, и он полетел вниз, не осознающий окончательного поражения, замерший на миг в удивлении. Его недоуменный взгляд скрылся в темноте глубокой трещины. Я отшатнулся от края, не доверяя собственным ногам. Коряга, что спаса мне жизнь, оказалась корнем поваленного дерева. Я присел на его склоненный ствол, пытаясь совладать с дрожащими руками. Мое неоднозначное отношение к произошедшему не было мне понятно. Здравый смысл твердил, что только так можно было решить эту проблему. Что я и ранее убивал и людей, и римпвийцев. Но мне казалось, что грязнейшего убийства не придумаешь. Даже зная, что поступил верно, как простить себя? Это все поселившаяся во мне человечность виновата. Она была очень не кстати в тот момент. Ее у некоторых людей нет, а во мне, надо же, прижилась. Я знал причину этого. И эта причина нуждалась в моей помощи.
Не смотря на груз совести, бежать мне стало легче, зная, что теперь уж точно погони не будет. Если только планета не выплюнет Ромо обратно на поверхность.
В этой пирамиде я не был с тех самых пор, как мы ее обнаружили и изучили. Но тренированная память услужливо оживила расположение коридоров и залов. Эту мы нашли, когда наведение Великого Порядка шло полным ходом. Все отправные точки имели связь друг с другом, и, активировав одну, мы автоматически обнаружили все остальные, разбросанные по планете в определенном порядке — на каждый меридиан приходилась одна из них.
Сажа я узнал издалека. Его сгорбленный образ четко выделялся на фоне чернеющего входа в пирамиду. Его вид мне не понравился. А еще меньше мне понравилось то, что он был один. Это могло значить только одно, но об этом я и думать не хотел, пока не получу полный отчет. Я тяжело дышал от длительного бега с препятствиями, но последние метры до подчиненно преодолел, как на крыльях. Только приблизившись, я заметил, что выглядел Саж изрядно потрепанным, лохматые волосы, грязное исцарапанное лицо, на одежде кое-где виднелись дыры. Но большее неудобство ему причиняла сломанная нога. Он даже не обрезал штанину, чтобы не беспокоить края раны, кость торчала, обрамленная окровавленной тканью и кожей. Именно ранение наверняка вынудило покинуть пирамиду. И только заглянув в его глаза, я понял, что нога — это пустяк. Планета уже высосала из него здравый смысл. Если бы не перелом, он продержался бы много больше. А возможно совсем не это свело его с ума, а более 'человеческая' причина стала тому виной.
— Их там нет. — Прошептал он. — Они все куда-то исчезли. Я искал, но их там нет!
Я знал, что он скажет что-то в этом роде. Саж не оставил бы людей по другой причине. Но, услышав собственными ушами, я оцепенел.
— Ситуация вышла из-под моего контроля. Я их потерял. — Он смотрел в одну точку, мимо меня.
Можно было подумать, что не ко мне обращены слова, что меня он не видит. Замерший в одном положении, Саж продолжал твердить, что они потерялись. Лицо его посерело, глаза блестели, от влаги. Он зачем-то опустился на землю, лег, раскинув руки, не пикнув от боли в ноге, уставился в небо, укрытое грозовыми тучами. Наблюдая за ним, я погружался в уныние — он уже похоронил людей. И Настю свою похоронил.
Черт! Рано сдаваться! Пока сам не сделаю, все, что в моих силах, не отступлюсь! Сам обыщу каждый закуток в этой глыбе, где-то они должны быть. Не могли же люди просто так испариться.
Я хотел рвануть к входу в пещеру, но и тут планета проявила инициативу. Очередным толчком завалило камнями единственный вход в пирамиду с этой стороны. На моих глазах камень за камнем, вход замуровывали. Я закричал. Крик мой утонул в треске земли и грохоте падающих камней. До следующего входа я добежать не успею. Замерев, я стоял перед кучей камней. Что, так все и закончится?
Никогда не думал, что боль может быть настолько острой, что сама по себе вырвется криком. Упав на колени, я пытался разгрести каменную кучу, прекрасно осознавая, что это ни к чему не приведет. Но руки сами кидали камни в сторону, обдирая кожу и ногти. Что-то делать… хоть что-то делать я должен был!
Это несправедливо! Я так долго жил в ступоре и так мало времени мне дали для настоящего счастья. Пусть оно и было искусственно вживлено в мое сердце и голову, пусть и было поддельным, но оно было живее, чем все мое тело.
Саж уже не двигался, только открытые глаза смотрели в грозное небо, сверкающее вспышками молний и бурлящее многочисленными торнадо.
Смирившись с тщетностью своих действий, я лег на землю. Она отплясывала подо мной дикий танец. Я не хотел сознавать, что все заканчивается, пытаясь забыться в счастливых воспоминаниях. И чем ближе был конец планеты, тем ярче вставали пред глазами образы девяноста с лишком дней. А гибель планеты была близко. Я не только это понимал, я хотел этого. Слишком устал от Римпвы, чтобы пережить ее второе рождение. Теперь еще более ненавистная, чем когда-либо, она поглотила не только все мои чувства, мою волю, мою жизнь, она забрала Ренату. Но, не смотря на всю ненависть, я молил Римпву о том, чтобы она проявила милость и скорее прекратила мое существование.
Руслан
Время может быть не только милосердным в исцелении. Иногда оно принимает форму изощренной безжалостности в своей неумолимой скорости. В такие моменты ощущается снисходительность жизни к мимолетным людям. О, да, мне было, чем заняться и без ненужного философствования. Но я безуспешно пытался ухватиться за облезлый хвост времени, чтобы затормозить его марафонский бег. Я возомнил, что я могу это сделать и обязательно должен попробовать. Я же иллюзионист!
Пустая трата, конечно же. Ничего не вышло.
Я никак не мог пробиться дальше первого шага. И дело было даже не в том, что я не знал, как найти отгадку. Я не понимал, в чем суть задачи, в чем состоит дурацкий фокус. При чем здесь монитор с этой девчонкой, не перестававшей вещать о полном самоуничтожении? Я ожидал другой подсказки. А о том, что нам жить недолго осталось, и без того было известно. Ко всему прочему прибавилось и беспокойство, когда к нужному сроку не пришел ни Саж, ни остальные, ни даже ошейника Джека не нарисовалось. Это могло означать только одно. С нами только так и могло быть, по-другому никак, черт возьми! Определенно что-то случилось. Стараясь теперь еще и не отвлекаться на мысли об остальных, я сжимал пальцы в кулак и в бессилии ударял о стену. 'Думай!' — нашептывал я себе: 'Думай! Обычно отгадка лежит на поверхности'. Но стоило отвлечься, как я ловил себя на том, что мысленно выискиваю логическое оправдание того, что Саж до сих пор не привел ко мне мою сестру и моих друзей. Ну, что там опять могло случиться? А какая разница, что там произошло? Имеет значение только одно — смогут ли они вовремя выбраться из очередной передряги? Это уже было не беспокойство, это была тревога, дергающая за все нервы сразу. Она без труда разбила и без того хлипкую платину моей концентрации. Я и на одном слове сосредоточиться не мог, оно тут же убегало из-под моего внимания и принимало образ кучки людей, вляпавшихся в историю. Но опять же злился на себя, пристально и тупо смотрел в экран, старясь разгадать его загадку. Моим друзьям не будет никакой пользы от моего волнения.
