Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки
— А если я скажу, что ты уже общаешься с такими существами некоторое время?
Я заглянула в его глаза, но внятного ответа они мне не дали.
— Тебе кажется, это сложно, Дагни?
— Непросто…
Демон понимающе вздохнул и снова затянулся.
— А по мне так ничего. Да и с ней у тебя совсем неплохо срослось…
Блин. И почему я надеялась, что он ничего не видел? Теперь следует лишь надеяться, что он не слышал слов Сидди. На самом деле я очень не хотела об этом думать — о том, почему я здесь. На моих руках кровь. Может, поэтому?…
— Она сама начала.
— Я знаю. Может, ты и права, что боишься нас.
— Да не вас я боюсь, а вашего возраста. Меня пугают тысячи лет, которые прошли мимо вас, когда появлялись и вымирали народы, гибли цивилизации, рождались новые языки и культуры. Я не могу представить, как можно пережить это и уместить все это в себе.
— Люди недаром живут так мало, это времени вполне достаточно, чтобы взять от жизни то, что она должна дать… — сказал Демон задумчиво, и сарказм из его голоса ушел. На какое-то время. — Только насчет нас ты не права. Фокус в том,
что мы остаемся в своем возрасте, и сколько тысячелетий не проходили бы, они проходят мимо. Это лишь опыт. Когда-то я слышал, что мудрость порождается лишь близостью смерти, и поэтому мы никогда не познаем мудрости обычного смертного старика, не достигнем моральной зрелости и не поймем некоторых элементарных вещей, недоступных молодым. Опыт опытом, но мы будем продолжать делать те же ошибки бесконечно, и в этом минус вечной юности.
— Ну… ты не выглядишь морально незрелым.
— Мне был тридцать один год, а в те времена до этого возраста и доживали-то редко. Так что считай, что мне повезло. Данте было двадцать пять, Антигоне -
двадцать восемь. А Сид — лет шестнадцать. Делай выводы.
— Угу, — ответила я в том же тоне, — ты многое прояснил. Но если то, что Сидди разменяла тысячелетку — не повод ее предпочесть, то что? Ее телепатия? На мой вкус не ахти какое приятное качество.
— Это на твой, не тебе же нужен Чериш. Дело в том, что Эркхам не общается как мы с тобой, ее способ коммуникации не имеет аналогов. И Сидди ближе всего к этому способу. Им было бы легко общаться.
— Ну если это главное… Не уверена, что понимаю, как им должен быть Чериш, но
Сидди это определение мало подходит. Не тот тип.
— А какой она тип?
— Техасская резня без бензопилы, — сказала я тихо, будто боясь, что стены меня услышат. Демон услышал точно, потому что минут пять смеялся.
— То-очно. Но если тебе кажется, что Джиа больше напоминает Чериш, то ты плохо ее знаешь. Она — и есть бензопила.
— Джорджия — редкое имя в этих местах. Она что, с Юга?
— Смотря с юга чего. Джиа — дочь одного князя древнейшей фамилии и с грузинскими корнями, при этом известного радикала и англофила. Однако же ее выдали замуж за какого-то голландца лет в четырнадцать. Он был стар, уродлив и богат во всех традициях некоторой литературы.
— И ты во всех традициях той же литературы ее похитил?
— Это может разбить твое романтичное сердце, но я ее купил. У нее десять лет не было детей. Бесплодна, и к тому же крайне агрессивна — да муж просто рад был от нее избавиться.
— М-да… неромантично… Но ты так и не рассказал, чем она уникальна. Конечно,
кроме того, что она твое творение.
Что ж, сегодня мне везло, настроение у Демона было просто супер, он реагировал на шутки и молнии над головой не метались. Надо бы воспользоваться этим, пока снова не начался сезон дождей.
— О… Georgia in my mind… Песня. Джиа лучшая из моих женщин.
— А у тебя их было тьма, так что это ого какой комплимент.
— Тьма-то тьма… но только у одной в сердце серебряная пуля.
— Что?
Я даже бокал отодвинула, пытаясь понять, серьезно он или издевается.
— Серебряная пуля? Но как же Джорджия…
— С ней живет?
— Ее получила.
Он пожал плечами и снова затянулся. На мгновение его глаза стали как две золотые монетки.
— В перестрелке. На них напали мародеры. Лучшие Семь, слышала про таких? Хотя конечно слышала, ты же с одним из них спишь.
Я поверить не могла, что он это сказал, но Демон продолжал, будто ничего не случилось:
— Все пули удалось достать. Кроме одной. Она застряла в сердце и каким-то чудесным образом ее не убила. Представь только, уже несколько лет сердце Джиа не бьется.
— А если стукнет?
— Не знаю. Неизвестно. Может, ничего не будет. Или она умрет, и это может произойти в любую минуту.
— Не знаю, как бы я смогла жить, постоянно ожидая смерти…
Демон посмотрел на меня так, будто что-то вертелось у него на кончике языка, но уверена, сказал совсем другое.
— Сейчас это для нее не так важно. Важно то, что Эркхам выбрала ее такой — со смертью в сердце, и другой такой нет.
Я вдруг подумала про Уильяма. И про то, как, наверное, ему хочется вновь ощутить биение ее сердца и одновременно очень страшно, что это ее убьет. Как страшно ему жить, постоянно ожидая ее смерти.
— Уильям знает об этой пуле гораздо больше, но спрашивать его я бы не советовал.
По-человечески. Ему сейчас и так нелегко.
Нелегко… Какой-то дискомфорт насчет Уильяма все не давал мне покоя… пока я не услышала эти слова. Другой такой нет.
— Кстати, ты нашла его?
— Да. В ресторане, как и думала. — Я сделала ударение на последней фразе, но он сделал вид, что не заметил. — А еще встретила Калеба, не совсем одетого, и он уделил мне целых две секунды своей вечности.
— Наверное, хотел скорее вернуться к семье. Они ведь там живут, на первом этаже.
— В одном номере?
— То есть?
То ли это был подкол, то ли Демон искренне был удивлен моему вопросу.
— Ты спросила, живут ли они в одном номере? Или спят ли они в одной кровати?
— Меня не касается, где они спят.
— Это что, тебя шокирует?
— Да ничего подобного. Поверь, Генри, меня это совсем не шокирует. Может, я и кажусь тебе девочкой из обычной американской семьи с обычными американскими ценностями, но на самом деле меня окружает вполне достаточно странного.