Андрей Басирин - Убить Ланселота
Сквозь сон Хоакин слышал, как гвардейцы двигали мебель, наводя порядок в хижине. Затем появился еще кто-то (гробовщик?). Он отдавал приказания – властным, не терпящим прекословия тоном. Гвардейцы отвечали с готовностью; слов Хоакин не разбирал.
Наконец этот кто-то склонился над засыпающим Хоакином и голосом Эрастофена из Чудовиц сказал:
– Бедный глупый мальчик! Сколько несправедливостей в этом мире… Короли играют тобой, как хотят. Старый глупый шарлатан в шутку сделал тебя разбойником, а ты и поверил.
Холодная влажная рука коснулась лба Истессо.
– Господин Фероче, готовьте портал в Град Града. Держать Ланселота в лесу становится опасно.
Голос удалился, расширился. Загремел за пределами хижины:
– Эй! Лилии несите и орхидеи. Окна закройте!
Глухо, почти неслышно отвечал голос Пампфеля:
– Он будет чихать. Эти проклятые цветочки воняют немилосердно…
Сон затягивал Хоакина все глубже и глубже. Раскручивалась сладкая воронка несознания, унося стрелка в теплую страну, исполненную грез и радостных видений. Брошенный на скамью плащ превратился в Фуоко, и стрелок усмехнулся. Лиза действительно была здесь. Просто она спряталась, обманула его.
Она всех обманула.
– Ты здесь, Лиза… А эти глупцы говорят, что его преосвященство увез тебя в Храм. Как такое может быть?
Девушка ничего не ответила, лишь улыбнулась. Вот она встала и указала глазами в окно. Снаружи, в быстро темнеющем небе загорались звезды – одна, другая, третья.
– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? – Стрелок приподнялся в постели, протянул руку к девушке. – Так проклятые монахи все-таки убили тебя… И ты меня зовешь.
«Пет, любимый! Нет!» – безмолвно отвечала Фуоко.
– Тогда что? Что же?!
Он яростно рванулся. Лесная хижина провалилась в глубины ночного неба.
– Лиза!
Звездная круговерть развернулась вокруг стрелка. Престолы танцевали с Силами, ангелы источали свет и любовь к Творцу, наделившему их величием и свободой.
– Ты уже понял, кто ты? – грозно пели они. – Ты познал свою сущность?
– О чем вы, провозвестники света? – развел руками Хоакин. – Я не понимаю вас.
Огни, огни, огни… Водопады огней. Струи, ливни. Звезды – как глаза чудищ, смотрят из тьмы – настороженно, недобро.
Чулище Фероче. Чудище Розенмуллен.
Двуглавое чудище Ганхель-Пампфель.
Хоакин совсем потерялся в этих огнях, в их величии и праздничном сиянии. Звездный свет жег, рвался в душу, заставляя ее таять и преображаться. Так свинец плачет в атаноре крупными сверкающими каплями, воплощаясь в золото, власть и силу.
– Скажи! – вопили духи. – Скорее! В чем твоя основа?
Я, господа огни, не понимаю снова… Ни столько, ни полслова!
Быть бестолковым смертным – это мука,
Вопросы ваши – только воду мутят.
Я – Хоакин, лесной кафтан, стрелок из лука, что еще?
В ответ грянул хор:
– Глупец! Ты вновь не постигаешь сути!
В уши бились голоса, нашептывали:
– Ты разбойник?… Ланселот?… Ты верноподданный?… Сын?… Брат?… Покупатель кафтанов?… Приманка для мошенников, возлюбленный, человек на дороге?… Кто ты?…
– Отстаньте, господа духи! Я не желаю слушать!
– Кто ты?! КТОТЫКТОТЫКТОТЫ?
– Я…
Вся жизнь в единый миг промелькнула перед глазами Хоакина. Начиная с тех времен, когда отец пытался сделать его магом, и дальше, дальше, дальше…
Квинта-Ля видел в нем капитана разбойников.
Бизоатон Фортиссимо, его преосвященство, Дюжина решили, что он – Ланселот.
Розенмуллен ославил его честным человеком.
Тальберт считал духом перемен – и разочаровался.
Шелуха. Шелуха…
Цок-цок, цок-цок, копыта. Орда стрелков под звук подков. Проносятся вдоль дороги сосны зеленые, кусты крушины, розовые свечи иван-чая. Мчит карета на восток, везет в Град Града его преосвященство и компанию.
На козлах – могучий детина в шерстяной куртке и домотканых портках; волосы путаной паклей спускаются на плечи. Потрюхивают на бедре боевые счеты.
Когда б имел златые горы
И – ока-ока! – отмычку богов,
Меня б записали в крутейшие воры,
Поскольку красив я, умен и толков.
Варвар раскрутил над головой кнут и диким голосом заверещал:
– Арррьях-ха!
От вопля возницы сорвалось с березы воронье. Закружилось в небе, возмущенно каркая. Лошади лишь чуть резвей затрюхали да хвостами тряхнули – стараемся мол, сударь-варвар-господин.
– Имеет смысл обсудить, – деловито начал Фероче, – долевое участие в процессе обесхоакинивания Террокса.
Последние деньки выдались тяжелыми. Переговоры с доннельфамцами, политика, перетасовка войск. Шарлатан не всегда успевал переключиться с одного языка на другой.
– Уж ваше-то участие можно счесть номинальным, – ядовито отозвался Розенмуллен. – Вы нас с его преосвященством едва не ухайдакали на лыжне своей магией.
– Обжираться надо меньше. Я, между прочим, выявил Хоакина и спровоцировал его гнусную разрушительную сущность. Если бы не досадные накладки, оформил бы придворным Ланселотом. Эрастофен, это вы виноваты, что Истессо ускользнул.
Философ не ответил. Лишь глянул на шарлатана так, что у того враз пропало желание наседать с какими бы то ни было обвинениями.
– Все мы наломали дров, – примирительно заметил его преосвященство. – Великолепнейшая идея была – создать легенду о погибшем Ланселоте. И? Ваша светлость, где вы нашли того скульптора?
– …А мой побег? Заставить Ланселота бежать, раструбить по всему свету о его трусости, – поддержал Эрастофен. – Розенмуллен, ваши слуги чересчур дисциплинированны. Это ненормально и подозрительно. Верность долгу должна ограничиваться продажностью.
– Зато никто не спорил, когда я приказал людям стать вольными стрелками, – парировал Розенмуллен. – Весь город облачился в зеленые камзолы. Несмотря на то что налог на стрелковость составлял почти треть от дохода каждого.
– Треть? Хм… недурная идея.
Его преосвященство поерзал на бархатных подушках. От езды в карете старого жреца мутило.
– Я претендую на высшую награду в этом деле. У меня Ланселот не сбежал ни разу.
– Ах, ни разу?! А кто…
…Все дальше и дальше от Терекока. От вольнодумствующего Доннельфама, страшной Базилисковой Камении. А в багаже, среди тюков с коронами, мантиями, митрами и горностаями, среди коробок со сластями и винами, лежит человек.
Лицо его обмякло, в уголках губ скопилась слюна. Глаза открыты, но вряд ли Истессо что-нибудь видит. Разум стрелка далеко – бродит среди звезд и чудовищ, духов и ангелов. Его преосвященство постарался на славу. Каждый вечер поит его сонными отварами собственного изготовления.
