Брайан Джейкс - Рэдволл
— Неплохо придумано!
— Сплюнь через левое плечо. Ведь мы сможем сделать только один выстрел.
— Ну и одного будет вполне достаточно.
— Пожалуй, после полудня его будет видно лучше.
— Верно. Подождем немного. Пообедав, бобр и барсучиха улеглись на нагретых солнцем камнях и через полчаса уже вовсю храпели.
Клуни, без сомнения, был умен. Иногда он мечтал о том, чтобы все его солдаты соображали так же хорошо, как он сам, а не были бы толпой тупиц. Но стоп! — тем, кто может думать самостоятельно, не требуется предводитель. А раз так — пусть лучше остаются глупцами. Он — их вождь, и в стратегии ему нет равных. На этот раз Клуни разработал безупречный план. Он вышел из шатра на луг и отобрал около тридцати крыс.
— Следуйте за мной, — скомандовал он. — Сырокрад, пока я не вернусь, ты остаешься за главного.
Без дальнейших объяснений Клуни зашагал во главе своего отряда — сначала к перевернутой телеге в придорожной канаве, а потом свернул в Лес Цветущих Мхов.
Сырокрад, не уступавший в честолюбии своему предшественнику Краснозубу, истолковал приказ Клуни как желанное повышение в заместители. О, хозяин даже не вспомнил о Темнокогте! Сырокрад на радостях забыл об осиных укусах и, упиваясь своей властью, принялся расхаживать по лагерю.
— Темнокогть, пошли хорьков за подорожником, — приказал он. — И смотри, чтобы никто не уходил слишком далеко. Если что случится — найдешь меня в шатре, но учти: для тебя же лучше, чтобы ничего не случилось! Темнокогть состроил презрительную гримасу, но подчинился — иначе Сырокрад наверняка пожалуется на него Клуни.
Сырокрад ввалился в шатер и огляделся. Клуни оставил недоеденным голубя, немного сыра, в его фляге еще оставалось немало браги из церкви святого Ниниана. Он с жадностью набросился на еду. Краснозуб всегда так делал — почему же нельзя ему, Сырокраду? Заместитель Клуни имеет право на свою долю. Развалившись в хозяйском кресле, он откинулся назад и задрал задние лапы на заваленный картами стол, довольный, что карьера его удалась. Хорошо бы дождь хлынул — тогда всем станет видно его высокое положение: они мокнут под дождем, а он сидит в шатре и в ус не дует! Сырокрад заглянул в карты на столе, но не понял в них ничегошеньки и заскучал. На полу лежал хозяйский шип, который Клуни всегда перед боем надевал на хвост. Осторожно, стараясь не уколоться, Сырокрад нацепил его на хвост себе. Потом завернулся в плащ Клуни. Плащ оказался великоват, но выглядел в нем Сырокрад все равно впечатляюще! Затем Сырокрад нерешительно взглянул на шлем. Высунувшись из шатра, он огляделся: хозяина нигде не видно. Отлично! Его, пожалуй, не будет еще час-другой. Колокол Джозефа пробил полдень.
Констанция растолкала спящего бобра:
— Сейчас его хорошо видно. Вон он, Хлыст, видишь? Вырядился, как на парад. Другой такой возможности не будет.
Огромный лук сработал превосходно. Радость Сырокрада по случаю повышения оказалась недолгой. Он так и не понял, что убило его.
2
Оказавшись в пасти кота, Матиас закричал от страха. Это была мокрая и жаркая, розово-черная, смрадная пещера, вся утыканная огромными желтыми клыками.
— Тьфу!
Рыжий кот с отвращением выплюнул мышонка на пол амбара. Матиас лежал мокрый, липкий, дрожащий, весь облепленный пылью и соломой. Он понимал, что лучше лежать неподвижно и притвориться мертвым. От кота ведь не убежишь. Но дрожь, сотрясавшую все его тело, мышонок унять никак не мог. Он лежал, глядя снизу вверх в кошачьи глаза — огромные бирюзовые озера, в которых плавали золотистые искры. Кот тоже смотрел на Матиаса — с отвращением и досадой. Потом он старательно вытер лапой язык и сплюнул, словно пытаясь избавиться от отвратительного вкуса.
— Ужас! Ужас как не терплю мышей! Грязные, бегают неизвестно где.
Кот говорил нараспев — его певучий голос при других обстоятельствах показался бы мышонку, наверное, забавным. Матиас лежал все так же неподвижно. Рыжий кот брезгливо коснулся его лапой:
— Вставай, противный! Я знаю, ты жив.
Матиас медленно поднялся — судя по всему, кот считает его несъедобным. Но лапы мышонка так дрожали, что ему снова пришлось лечь на пол. Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Матиас не знал, что сказать. Кот заговорил снова, на этот раз в его голосе сквозило пренебрежение:
— Ну и что ты молчишь? Тебя, видимо, дурно воспитывали. Тебе не кажется, что если ты запрыгнул кому-то в рот, следует по крайней мере извиниться?
Матиас, с трудом поднявшись, нерешительно поклонился:
— Прошу прощения, сэр. Это вышло нечаянно. Я, видите ли, упал. Прошу вас принять мои извинения. Я — Матиас из Рэдволла, и я искренне надеюсь, что не слишком вас обеспокоил.
Кот фыркнул:
— Ну что ж, похоже, ты получил более-менее приличное воспитание, Матиас из Рэдволла. Я принимаю твои извинения. Позволь и мне представиться. Я — сквайр Джулиан Джиндживер.
— Рад с вами познакомиться, сквайр Джулиан, — вежливо ответил Матиас.
Кот царственно зевнул.
— Зови меня просто Джулиан. Мой титул — наследственный, но я им не особенно дорожу. Где они, мои владения? Полуразвалившийся дом да полоска земли вдоль реки. Ни настоящих друзей, ни верных слуг, даже поболтать, честно говоря, не с кем. Наверное, с моей смертью род Джиндживеров и вовсе угаснет. Матиас невольно пожалел одинокого аристократа.
— Зато вы, наверное, ведете мирную уединенную жизнь, — вежливо заметил мышонок.
— О, не утомляй меня банальностями, — устало ответил Джулиан. — Что знаешь ты об одиночестве и о том, как трудно отстаивать свои убеждения в этом разлагающемся мире? Кстати, ты не мог бы немного почиститься? Ты весь в пыли и соломе и выглядишь совершенно неприлично. А пока приводишь себя в порядок, расскажи, зачем залез в мой амбар.
Отряхиваясь, Матиас рассказал обо всем. Выслушав, Джулиан взглянул на него с удивлением:
— Капитан Снег? Это же маньяк! Я запретил ему здесь появляться. Никакого воспитания! Готов сожрать все, что движется. А эти ужасные манеры за столом? Он выплевывает на стол шерсть и кости, представь себе! Бр-р-р!!!
— А не подскажете ли вы, где я могу найти его? — с надеждой спросил Матиас.
— Конечно, — ответил Джулиан, — капитан Снег теперь живет в дупле. Пойдем, я прогуляюсь и заодно покажу тебе дорогу. Но пожалуйста, не надейся, что я тебя ему представлю, даже разговаривать с ним не хочу. Когда я выставил его из амбара, мы смертельно поссорились. Мы нанесли друг другу оскорбления, не смываемые даже кровью. В тот же день я поклялся больше никогда в жизни не говорить с этим старым невежей.
