Робин Маккинли - Корона Героев
Белый конь ржал в боевой ярости, йериги лаяли, а фолстца испускали пронзительные охотничьи кличи. Все ближе и ближе накатывалось стремительное синее войско. И некоторых дамарцев обуял страх перед этим нежданным союзником, и они гадали, что принесет им белый всадник, когда прорубится сюда. Ибо он, несомненно, приближался, словно целью его были ворота их Города. И не было сомнений, что он до них доберется.
Но тут раздалось приглушенное восклицание Тора:
— Ко мне! Быстро! — Он послал усталую Дгет вперед, и его возбуждение придало ей новых сил. — За мной! Это Аэрин!
Лишь немногие последовали за ним, и никто уж теперь не скажет, что было тому виной — усталость, или глухота, или страх перед синей молнией, или страх, что эта синяя молния окажется или не окажется Аэрин-сол. Но в числе прочих скакал по пятам за Дгет тот гонец, что некогда принес королю весть об ужасном пробуждении Маура.
Аэрин чувствовала, как устала рука, но это не имело значения. Гонтуран сам находил шеи и потроха северян и просто вел ее за собой. Затем Аэрин услышала, как ее окликают по имени, и затрясла головой, заподозрив, что бредит. Но призыв повторился, и до нее дошло, что голос похож на Торов и что, возможно, ей не кажется. Она подняла глаза и действительно увидела Тора. Их еще разделяли плотные ряды северян, и ровно в тот миг, когда их глаза встретились, верховое животное, пятнисто-желтое, с раздвоенными копытами и кошачьими ушами, встало между ними на дыбы, и Аэрин увидела свисающую с его горла одноглазую предводительницу, а двое ее подданных прыгнули, метя ему в бока. Животное рухнуло, беспомощно брыкаясь, предводительница стащила всадника наземь, а дальше Аэрин смотреть не стала. Тут Талат прянул в сторону, и у Гонтурана снова появилась работа. На миг она потеряла Тора.
На сей раз она выкрикнула его имя и наконец услышала ответ. Он теперь находился сбоку от нее, но когда она развернула Талата в ту сторону, битва отнесла их еще дальше друг от друга. И тут Корона, все это время цеплявшаяся за ее плечо, словно по собственной воле, соскочила, съехала вниз по руке и со звоном ударилась о гарду Гонтурана.
— Тор! — крикнула Аэрин снова и, как только он повернулся к ней, послала Корону через гарду вверх по лезвию до кончика клинка, взмахнула мечом вверх и… бросила Корону Героев через бурлившее между ними море зла.
Гонтуран, когда Корона скользнула по нему, вспыхнул, как падающая звезда, а сама Корона, взметнувшись в воздух, в свою очередь, загорелась огнем, красным, как солнце в полдень, красным, как волосы мага. Тор, не понимая, поднял собственный меч, словно в приветствии, Корона зацепилась за его край, с шипением крутанулась на острие и упала, охватив запястье. В тот миг любой северянин мог убить первого солу, ибо тот выронил щит, вытянул неподвижно руку с мечом и уставился на сияющий красный обруч. Но северяне тоже боялись. Они уже повидали достаточно странных огней и знали, что синий смертелен. А белый всадник бросил эту штуку со злого Синего Меча.
Аэрин завопила:
— Это Корона, не видишь, что ли? НАДЕНЬ ЕЕ!
Тор снова поднял глаза. Аэрин была уже совсем близко. В следующий миг она оказалась рядом, больно стукнувшись голенью о его стремя, ибо Талат гарцевал, чтобы показать, насколько он выше ростом. Она дернула руку Тора вниз, разжала сомкнутые на рукояти меча пальцы, стряхнула обруч, пригнула голову кузена к себе и натянула ему Корону по самые уши.
23
После этого день принадлежал дамарцам, ибо между Белым и Алым всадником надежды для северян не осталось. Но все равно это был долгий и горький день для победителей, ибо, прежде чем он закончился, они потеряли еще многих и многих, включая простых людей, которые никогда не держали в руках оружия, но предпочли смертельный риск битвы ужасу ожидания роковых новостей.
Северяне тоже не торопились признавать поражение, даже когда поняли, что шансов на победу не осталось. В этой войне пленных не брали, ибо пленный демон опасен для пленившего. Только с приближением вечера, когда Талат от усталости уже тяжело хромал, а Аэрин свободной рукой держалась за седло, остатки дамарцев смогли собраться у начала королевской дороги перед Городскими воротами, сложить оружие и подумать об отдыхе. Северяне наконец бежали, улепетывая изо всех сил, на трех ногах, на четырех, на пяти, а некоторые и ползком. Те дамарцы, у кого еще оставались силы, преследовали самых медлительных и добивали их, но с наступлением темноты они оставили своих коварных врагов теням и столпились у костра, сооруженного у последнего устоявшего монолита.
Веселья не было — все до смерти устали. Еще с утра у них оставалось так мало надежды, что теперь, вечером, у них не получалось по-настоящему поверить в победу. Надо было позаботиться о раненых. И все, кто стоял на ногах, помогали обиходить их, потому что работы хватало. В основном ранеными занимались дети, ведь под конец даже целители взяли кто меч, кто нож и пошли в бой. Малыши и те делали, что могли: подавали бинты, собирали хворост для костра и таскали маленькие кожаные ведра с водой, чтобы наполнить большой котел, висевший над огнем. Не осталось ребенка, который не потерял бы отца, или мать, или старшего брата, или сестру, а измученные оставшиеся дамарцы могли дать им в утешение лишь работу.
Аэрин и Тор были среди уцелевших и помогали, чем могли. В то время никто не обратил на это внимания, но впоследствии вспоминали, что большинство из тех, кто ощутил прикосновение первой сол, на поясе у которой по-прежнему висел синий меч, или первого солы в Короне Героев, чей серый металл не утратил красного отблеска, выздоровели, как бы тяжелы ни были их раны. Однако все, кому повезло ощутить прикосновение этих рук, сразу почувствовали, что боль уходит, а в тот миг они не могли думать и мечтать ни о чем другом.
Перлит пал на поле брани. Последние бесконечные недели он без устали водил свой конный отряд в бой, и его люди следовали за ним преданно, если не из любви, то из уважения, ибо доверяли его хладнокровию в битве и научились доверять его мужеству. И потому еще, что, даже уставший и осунувшийся от бесконечной осады, Перлит не терял остроты языка. Он погиб в самый последний день, пройдя невредимым до последнего мига. Конь его вернулся без седока уже в темноте, и седло на его спине пропиталось кровью.
Галанна держала чашу с водой для целителя, когда вернулся конь Перлита и кто-то шепотом донес новость туда, где она стояла на коленях. Она взглянула на вестника, у которого уже не осталось сил на деликатность, и сказала только: «Спасибо, что известили меня». Она снова опустила глаза на порозовевшую воду и не двигалась. Целитель, хорошо знавший ее в лучшие времена, с тревогой посмотрел на Галанну, но она не проявляла признаков подавленности или истерики, а целитель сам устал до предела и потому сразу забыл о ней.
