Кассандра Клэр - Draco Veritas
Ей хотелось сказать, что она очень даже довольна, и эти несколько мгновений с ним в этой холодной ночи, наполненной горечью и ароматом роз, — лучшие за последние месяцы; ей хотелось сказать, что любит, когда он говорит с ней — как никто другой: словно не существует вопроса, перед которым бы она дрогнула, отказавшись докопаться до истины. В его словах никогда не было ни лести, ни покровительства — никогда, даже если он хотел напакостить.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, но ты должна, — он смотрел в сторону, — Иди и красуйся с Симусом. Я от этого не умру.
Она поколебалась, глядя на него. Мгновение стало кристально-прозрачным и острым, как алмаз.
— Ты считаешь меня красивой?
Он опустил взгляд. Потом снова посмотрел на нее и заговорил — спокойным голосом, звучавшим куда искреннее, чем всякие восклицания:
— Ты так прекрасна, что на тебя невозможно долго смотреть.
Повисла длинная, бесконечно длинная, острая и напряженная тишина — она взглянула ему в глаза — в них отражалась луна… Она вспомнила прикосновения его губ, вкус его рта — и сделала то, чего никогда не делала доселе: поцеловала его.
Сейчас, когда они сидели, они были почти одной высоты, ей не надо было тянуться вверх, чтобы поцеловать его — она просто наклонилась вперед. Она раньше никогда не целовала кого-нибудь первая, всегда целовали ее. Она поцеловала его, сама не в силах поверить, что сделала это. Но все так и было: его губы дрогнули, напряглись, и вдруг стали мягкими; он обнял и притянул ее к себе, так крепко, что застежка его плаща впилась ей в шею. Его пальцы скользнули по ее платью и коснулись ее кожи, обжигая ее огнем, от которого кровь запела в венах.
И все тут же кончилось. Он отпрянул назад так же быстро, как и прильнул к ней. Руки на ее плечах оттолкнули ее прочь так же решительно, как минуту назад привлекли к его груди.
— Нет, — произнес он дрожащим голосом и повторил, куда тверже и решительнее, — нет.
Он отпустил ее, он чувствовала, что лицо ее горит огнем унижения, а в глазах вскипают слезы.
— Какого черта, Драко? — спросила она дрожащим голосом. — В какие игры ты играешь?
Он поднял голову, и лунный свет посеребрил его скулы и тени под глазами.
— Ты спросила меня. Я сказал, что ты прекрасна. Только и всего.
— Ты не можешь говорить мне ничего подобного. Даже думать не можешь.
— Что я имел в виду, то и сказал. Это мой главный порок.
— Но почему? — слова сами срывались с ее губ. — Если я нравлюсь тебе, если ты говоришь, что я красива, — тогда почему?
Конечно же, он понимал, к чему она клонит. И отвел взгляд.
— Гарри ты тоже нравишься, он тоже находит тебя прекрасной. Почему же ты ему не задаешь этот вопрос?
— Потому что у него все по-другому, он влюблен, — начала она и прикусила язык. — Да ведь и ты тоже, правда?
Драко промолчал, с отчаянной яростью исследуя свои ладони, словно с трудом удерживая себя от того, чтобы стукнуть ее.
— Блез, — продолжила она. — Как ты можешь?… Она просто кошмарное создание. Драко по-прежнему смотрел в сторону. — Или не в нее? — шепнула Джинни. — Ну, конечно же, не в нее… — Она чувствовала, что без ножа себя режет. — Ты…
— Я не желаю говорить об этом, — отрывисто и резко перебил ее Драко. Его лицо снова стало непроницаемым. Он ведь захотел ее. Она не дурочка и не слепая, она знала, что он её захотел — однако он все равно оттолкнул ее от себя, да еще сделал это так спокойно… — Это бессмысленно.
Джинни присмотрелась к нему, и в ее голове неожиданно зазвучал голос Гермионы. Она сказала это много месяцев назад, когда Джинни призналась, что что-то чувствует к Драко, и пожаловалась на то, что он не отвечает ей взаимностью. Так что же сказала тогда Гермиона? «Это значит, что ты нравишься ему настолько, что он не хочет, чтобы ты строила в отношении него несбыточных планов. Ты должна это понять. Он не станет лгать, особенно о чувствах. Он болезненно честен». В конце концов, Джинни поняла, почему Гермиона охарактеризовала его именно так. Ей всегда казалось, что она чувствует всю боль, которую только может, огорчая Драко. Похоже, нет.
— Отсутствие смысла позволяет вложить туда любой смысл… — тихо сказала она.
— Нет, — твердо повторил он. — Нет, — он снова отвернулся к саду, залитому лунным светом, ярким, как кровь единорога. — Если мы не остановимся, ты меня возненавидишь.
— Я бы не смогла возненавидеть тебя, Драко.
— Ну, конечно же, смогла бы, — его голос был наполнен утомленной уверенностью. — И возненавидела бы. Ведь ты такая же, как я: секунды радости или половинка желаемого не приносят тебе счастья, мы бы начали бороться за него — ты и я — но все закончилось бы тем, что мы стали бы бороться друг с другом. Когда речь идет о ком-то вроде нас, на то, что идет неправильно, не машется рукой. Мы бы буквально порвали друг друга на части, чтобы добиться своего. Мы не можем просто взять и забыть.
В повисшей тишине Джинни изо всех сил старалась взять себя в руки и не разрыдаться. Наконец она почувствовала, что может говорить.
— Ты не прав.
— Не прав? И в чем же?
— Я могу забыть про тебя. И забуду. Прямо сейчас.
Он поднял к ней глаза, пытаясь противостоять этой брошенной ему фразе, но, видимо, у него внутри что-то надломилось, и в глазах сверкнула давняя вызывающая злоба.
— Что ж — попробуй.
Она молча повернулась и пошла прочь, чувствуя, то он провожает ее взглядом.
* * *
Гермиона не чувствовала времени — они все целовались и целовались, словно пытаясь построить мост, соединяющий их с теми давними неделями и месяцами, слиться в одно целое.
Когда она поцеловала его, Гарри сперва окаменел, ей на мгновение даже показалось — и она обмерла от страха от этого ощущения — что он сейчас оттолкнет ее, но руки его притянули ее за талию, он поднял ее, понес, распихивая пустые коробки, и вжал в стену «Трех метел» с такой силой, что камни впились ей в спину. И поцеловал ее так, словно от этого сейчас зависела их жизнь. Это взрыв неудержимой страсти сначала ошеломил ее, а потом зажег в ней ответный огонь, опаляющий ее нервы и испепеляющий последние остатки разума.
Нет, они, конечно, целовались раньше — нежно, мягко, иногда страстно — но ничего подобного тому, что происходило сейчас, между ними не было. В том, с какой силой он стиснул ее руки, была беззащитность и смятение отчаяния (наутро на каждом запястье распустились фиолетовыми цветами синяки), словно эта их встреча могла стать последней.
У нее было ощущение, словно она скользит по какому-то бесконечному склону. Она вспомнила, как впервые поцеловала его, ощутив, что произошло какое-то удивительное чудо. А потом она изучала эту знакомую страну на ощупь: его рот, легкую шершавость его кожи, его вкус…
