Пути Деоруса (СИ) - Машьянов Петр

— Да, он же сказал… — начал один из стражей.

— Тихо! Откликнувшиеся сами разберутся, — бросил в ответ Роннак. Ганнон разозлился, но решил не вмешиваться. Они не в первый раз работают вместе, а вот сам юноша тут – чужак. С другой стороны, раньше здесь был Виннар, чтобы усмирять особо зарвавшихся. Ганнон внимательно всмотрелся в лицо стражника — непохоже было, чтобы тот сильно оскорбился. Юноша позволил себе немного расслабиться.

Ганнон осушил кружку эля и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза, пока тепло разливалось по телу. Впереди ждали тяжелые дела, но сейчас можно было отдохнуть. Юноша постарался, чтобы мысли о предстоящем не омрачали этот момент. Обычно он чувствовал себя неуютно на таких собраниях, но сейчас было хорошо. Помнится, Виннар давал ему советы, как можно уйти пораньше. Притвориться, что есть важное дело. Сейчас покидать кухню совершенно не хотелось, а вот важные дела действительно были. Минут десять Ганнон слушал полные бравады разговоры, съев за это время несколько кусков птицы и хлеба. С сожалением он встал из-за стола и стряхнул крошки с одежды.

— Уже? — в глазах Иссура читалось беспокойство. Похоже, он был тут не в своей тарелке.

— Есть кое-какие дела. — Ганнон многозначительно указал пальцем наверх. Лизарис тяжело вздохнул, остальные были к такому привычны. «Интересно, сколько раз они с Виннаром бывали в таких передрягах?» — подумал Ганнон. Еще раз оглядев Иссура, он решил помочь парню. — Помни, что сказала жрица! Много не пить, лежать, не кути тут всю ночь, понял?

— Не тирань парнишку, господин! — вступился Роннак. — Он заслужил сегодня!

Ганнон только с улыбкой погрозил пальцем. Обрадованный подземник увидел то, что хотел увидеть: напускную строгость человека, который – на самом деле – позволяет героям нарушить правило-другое. Но и Иссуру «приказ» пригодится: в конце концов, сумеет использовать это, чтобы уйти. Пусть учится.

Акт 2. Глава 13 Предел Хестола

Сидя в своих покоях, Ганнон внимательно вчитывался в пергамент, который пытался спасти один из церковников. Написанный неровным почерком, он не был окончен. Внизу были лишь смазанные рукавом чернила. Хестол писал покаянное письмо, просьбу о защите. Говорил о демонопоклонниках, помогающих Корбу и Хестасу. Леорик раскрыл ему эту тайну, когда сбросил Успевшего Видевшего, чтобы потребовать большего от их нечестивых союзников. «Важно для Тризара, ничего нового для нас», — заключил Ганнон. Остальное осталось недописанным.

Юноша направился обратно в святилище Селаны. На улице царила приятная прохлада, путь освещали луны, на фоне которых пробегали маленькие облака. Ноги и руки болели после сражения, но в этот раз вышло куда лучше, чем вылазка на пляж.

Жрица все еще не спала — сидела рядом с неподвижным Хестолом. При виде вошедшего она удивленно вскинула брови и насторожилась.

— Так и не очнулся? — Ганнон указал на Слышавшего. — Теперь ждем месяц?

— Как видите. — Исаин напряглась. — Вы пришли проверить?

— Отдохните немного, — тихо проговорил Ганнон, — я посижу с ним.

— Это святилище Лунной Госпожи, если вы думаете… — жрица встала и сжала кулаки, она глубоко и громко дышала. Страха в ней не было – только гнев.

— С ним все будет в порядке, клянусь. — Ганнон примирительно поднял руки. — Я бы не осмелился.

Когда служительница Селаны все же ушла, юноша присел рядом с Хестолом. Было время немного поразмыслить. Доклад Избраннику получится коротким. Ганнон притронулся большим пальцем к кольцу. Те, кто не мог пользоваться им правильно, быстро исчезали. Это очень опасный инструмент, любая ошибка стоила дорого, но Ганнон всегда умудрялся выйти сухим из воды, несмотря на свои нестандартные практики. Что ж, после возвышения проблем стало куда меньше, да и Коул сейчас далеко.

Их учили, что лучший способ забрать личность и воспоминания – быть рядом с человеком, пока тот настроен открыто и дружелюбно. Иначе риск был велик для обоих. Что ж, враждебным или подозрительным сейчас Хестола точно было не назвать. Ганнон достал из-за пазухи бутыль с остатками зелья из штормовых ракушек. Жидкость плескалась на самом дне — нужно будет навестить Аторца. Юноша надеялся, что это зелье не понадобится, но решил подстраховаться. Кольцо постепенно набирало тепло, но куда медленнее, чем в случае с Родкаром. Было время рассмотреть многочисленные снадобья в затейливых кувшинах и виалах. Рядом на столе были разложены инструменты, которым бы позавидовали и дознаватели Тризара. Юноша догадался, что их назначение – кормить человека, лишенного сознания.

Ганнон погрузился в медитацию. Перед внутренним взором теперь не было башни совета, он сразу переходил к светилу, защищенному от кольца внешней тьмы пергаментами благородных домов. Тьма вела себя необычно: на ее поверхности как будто что-то копошилось. Как черные черви на темной почве. Внутренний взор позволял рассмотреть их, не боясь быть поглощенным. Ганнон хорошо помнил, что он не точка обзора, а само светило.

Он знал, что в реальном мире его рука чувствовала, как нагрелось кольцо. «Осталось немного», — промелькнуло в голове. Подтвердив его мысли, кольцо остыло, а искажения на поверхности тьмы прекратились. Бутыль была наготове, юноша поднес кольцо к виску Хестола и глубоко вдохнул. Зеленая вспышка зародилась, но тут же была подавлена: что-то мешало, сопротивлялось. Он прикрыл глаза и повторил ритуал. Темное кольцо сжималось, но получало отпор от защиты, выстроенной вокруг разума. Снять ее означало выпустить свет. Ганнон попытался исследовать барьер: облетая вокруг, он внимательно изучал каждый пергамент. Один листок привлек его внимание.

«Ну конечно! Сам Хестол», — распознал очертания бескрылого грифона Ганнон. На поверхности листа ниже герба медленно извивались темные знаки. Каким-то образом они находились в двух местах одновременно: на пергаменте и во внешней черноте. Пространство не вмещало такой парадокс, и юноша поспешил отвернуть взор, пока его не выбросило в непостижимое ничто. Он вспомнил, как внешность Родкара отделилась тогда от его же воспоминаний. Внешнюю личину, снятую с Хестола, удалось отделить и отправить в окружающую тьму. Остались только воспоминания. Ганнон ослабил защиту на пергаменте Слышавшего и почувствовал, как охотно устремились через брешь накопленные знания. Их поток не давал энергии светила покидать защищенную область, а как только он иссяк, сразу же закрылась и сама брешь: пергамент Хестола перестал иметь родство с внешней тьмой.

Не успел довольный собой Ганнон оглядеть другие участки защиты, как из материального мира стали приходить тревожные сигналы: его тело довольно быстро падало на пол. Похоже, юношу откинуло со скамьи, отсюда казалось, что летит он очень медленно. Вернуться и взять контроль не получалось, поэтому, оставаясь в медитации, юноша отдал приказы рукам. Дерганые движения марионетки заставили пальцы сомкнуться на затылке. Ганнон завороженно наблюдал, как сухожилия, кости и мышцы деформируются при столкновении с полом, принимая на себя удар вместо его черепа.

В поле зрения юноши вплыла Исаин, двигаясь как будто сквозь воду, она склонилась над его телом. Женщина взяла один из пузырьков и поднесла его к носу юноши. Дверь обратно отворилась, и Ганнон смог вернуться. Он спокойно открыл глаза и перевел равнодушный взгляд на жрицу, заново привыкая к течению времени. Через несколько секунд он полностью вернулся в реальный мир: появились боль и отвратительный запах, жгущий нос. Это не замедлило отразиться на его лице, и Исаин стала немного спокойнее.

— Прилегли поспать? — спросила она.

— Сморило, ночь была тяжелой, — вроде бы и не соврав, ответил Ганнон и подумал: «А она была наготове».

— Вы ведь из Дубильни? — неожиданный вопрос озадачил Ганнона, однако он только кивнул в ответ. Это не было секретом.

Жрица стала осматривать Хестола, будто бы забыв про юношу. Ганнон потряс головой, вспомнив, что увидев его, она не удивилась и не закричала. Стало быть, сработало: внешность все еще его собственная. А память? Он сфокусировался и заметил закрытую область в своем сознании, она мешалась, как типун на языке. Воспользовавшись тем, что внимание жрицы было полностью поглощено ее подопечным, Ганнон забрал бутыль с зельем Аторца и откланялся. Исаин только махнула рукой на прощание.