Наследие из сейфа № 666 (СИ) - Белозерцева Таня

Высоченный — метра два — грузный угрюмый тип протопал к старику и встал, сверля пол мрачным взглядом. Пуделиха на всякий случай отошла за спину Дамблдору, который как раз ловил третий пергамент.

— Сэм Шеридан, выпускник Ильверморни, Соединенные Штаты Америки. Профессия — боевик.

Из толпы вышел ковбоистый парень в белой шляпе. С дежурной американской улыбкой, не доходящей до глаз… Встал позади Дамблдора. Тот откашлялся и объявил вторую тройку. Огонь Кубка переменил колер — стал ядовито-розовым. Клочок он выплюнул с явным отвращением. Читал его Дамблдор с опаской:

— Свами Мани, Уаугауда, Африка. Профессия — Жрица Вуду…

Огромная, поперек себя шире, негритянка вышла из толпы и, переваливаясь по-утиному, деловито протопала к Дамблдору, всей своей фигурой источая всеобщую любовь. Сглотнув, Дамблдор трясущейся рукой схватил пятый клочок. Но, прочтя, вслух заговорил чуть ли не с облегчением:

— Карим Капур, храм Багиры, Индия. Профессия — целитель!

Смуглый, по-индусски смазливый вьюноша стройной ланью скакнул к группе, ослепляя всех искренней белоснежной улыбкой. Шестой клочок вызвал у директора истерический смешок:

— Пунь Лин, выпускник института Сяокью, Китай. Профессия — боевой маг-дракон.

Узкоглазик, высеменивший из толпы, вызывал желание проверить документы: он был настолько мал ростом, что казался ребёнком.

Третья тройка, Кубок снова сменил цвет огня — стал природного багрового оттенка. Клочок, нервно дрожащий голос Дамблдора:

— Михаил Курбатов, выпускник лесной академии Берендей, Россия. Профессия — спасатель!

К группе вышел человек весьма прозаичной внешности, каштановый и усатый, чуть выше среднего роста, со спокойным кирпичным выражением на лице. Восьмой клок директор ловил с понятным нетерпением:

— Вольфганг Моретти, выпускник Северекс-колледжа, Германия. Профессия — целитель!

Парень вышел — просто картинка! Стройная фигура танцора, черные волосы, синие глаза и ослепительная улыбка. Встал в строй и вместе со всеми уставился на Кубок Огня. Громкое финальное «пуфф-ф!», и Дамблдор с восторгом кричит последнее имя:

— Северус Снейп, выпускник Хогвартса, Англия. Профессия — зельевар!

В последовавшем грохоте оваций можно было запросто оглохнуть, чем не преминули воспользоваться некоторые обленившиеся свечки, под шумок свалившиеся на пол…

Турнир начался и тут же закончился

Наутро школа странно опустела — гости разъехались, остались лишь отобранные чемпионы и их семьи. Да и те слиняли в гостиницу при Хогсмиде, что было, в принципе, правильно, школа-то не мотель. Зато по факультетам были распределены дети чемпионов: на Слизерине среди пятикурсников был обнаружен Виктор Крам, сын Станислава, до ужаса похожий на отца, только габаритами поменьше. Сын и дочь Сэма Шеридана нашлись на Когтевране, на втором и четвертом курсе. Пятеро обжигающе-черных негритят обнаружились на Пуффендуе, с первого по шестой курс… Была ещё девочка на втором курсе Гриффиндора, дочка Михаила Курбатова. Остальные оказались слишком молодыми и потому бездетными, за исключением Вольфа Моретти, который был убежденным холостяком в свои тридцать с хвостиком лет. Все дети усиленно изучали английский язык, и поэтому проблем в общении с англичанами не возникло.

В остальном прочем хогвартские будни ничем не отличались, как было до приезда чемпионов, так и осталось всё без изменений, ну подумаешь — сколько-то детей прибавилось! Гарри, Невилл и Драко всё так же бегали на уроки, корпели над домашними заданиями, уворачивались от вечно взрывающихся котлов Финнигана, слушали перепалку Рона и Гермионы. В ноябре забритый в квиддичную команду Драко прошел пробные испытания и был зачислен в загонщики. В ловцы он не сгодился — оказался невнимательным: юркий снитч внаглую целую минуту летал за ним, пристроившись под затылком, Драко парил на метле туды-сюды, шеей во все стороны извертелся, а наглого мячика так и не заметил.

Чемпионы-родители, заходя в школу за детьми, конечно, видели странных зверей: черного льва, гигантскую кошку и престраннейших улиточных коров, ползающих по стенам и потолку. Свами Мани обычно приходила в восторг, всплескивала полными руками и гортанно восклицала: «О, нума! О, мнгва!» Те, кто был в курсе, от этих восклицаний спотыкались — ведь это означало, что дикая африканка видела их как минимум вживую, раз запросто сумела опознать зверюг-криптидов!

Реакция американца была дурноватой: при виде кошек и коров глаза Сэма нехорошо прищуривались, он, по-трапперски наклонив голову, оценивающе оглядывал глянцевые шкуры Баюна и Робин и явно жалел, что охота здесь запрещена… Будь его воля, в первый же вечер застрелил бы, снял шкуры и повесил над камином. На коров он взирал с тем гастрономическим интересом, при котором обычно ещё практическая польза животного учитывается, а Сэм, судя по его лицу, был готов не только на мясо закупить элитное стадо таких коровок, но и открыть производство изделий из огромных раковин. По его мнению, никаких лишних отходов, всё должно быть пущено в дело! Телята, видимо, чувствовали его отношение к себе, потому что спешно расползались с пути американца, включая пятую скорость и за считанные секунды оказываясь на потолке. Это, понятное дело, заметили и Сэма призвали к порядку, честно попросив не трогать волшебных животных. Сэм подумал и пунктуально спросил:

— А дикие здесь водятся? Вы мне скажите, застрелю парочку и не стану трогать ваших домашних телок. Да, кстати, хотел бы ещё поучаствовать в сафари. Где у вас тут находятся львиные фермы? Давненько по львам не стрелял. И есть ли на ферме ещё черные львы и серые тигры?

На него смотрели, как на полного идиота. А так как разговор происходил в коридоре после уроков, то стоявший в толпе Михаил, пришедший за своим ребёнком, назидательно сказал дочери, дымя вонючим «Беломором»:

— Вот, Дашка, гляди и запоминай, по каким признакам отличаются американцы от нормального люда.

В общем, одной меткой фразой изничтожил всю американскую нацию. Прочие гости относились к животным несколько иначе: прекрасный волоокий юноша Карим при встрече с кошками падал на колени и длинно пластался перед ними, как правоверный перед сиятельным падишахом. Раскланивался он и перед коровами, считая их такими же священными, как у себя на родине. Пунь Лин, напротив, не обращал на зверей внимания, относясь к ним нейтрально, как к предметам мебели — типа, стоит там что-то, и ладно. Вольф, Стас и Жюли вели себя аналогично. Правда, Жюли почему-то очень полюбила гладить кошек, где ни увидит, сразу подойдет и начинает ласкать, глубоко зарываясь пальчиками в блестящий мех.

Однажды Гарри заметил, как она, томно вздыхая, вешает себе на шею хвост нунды или зарывается поглубже в гриву вандара, и едва подавил желание тут же устроить скандал, но сдержался и, подозвав к себе Баюна и Робин, велел кошкам больше не приближаться к этой чертовой француженке. Ну да, не хватало ещё, чтобы кто-то, кроме него, увидел, как эта малахольная примеривает на себя меха неубитых зверей.

Тем временем в замке начались некие разброды — стали гаснуть факелы, перестали убираться в помещениях домовики, а однажды они вообще оставили всех без завтрака, попросту удрав из Хогвартса… Тупо дожидаясь, когда тарелки наполнятся едой, дети волей-неволей проснулись и начали роптать. Дамблдор постучал по своим приборам пальцем, позвал:

— Олух, Остаток, Пузырь, Уловка, вы где? Подавайте завтрак!

В ответ тишина. Гамаюн, сидевшая на пюпитре, озадаченно посмотрела в пол. Неуверенно проговорила:

— Вижу убитых… но не вижу убийцу. Как такое возможно?

— Деканы, за мной! — взревел Дамблдор, взлетая с кресла.

В подвальной кухне был полный разгром: валялись опрокинутые и переломанные столы, дымились остатки кухонных плит и лежали мертвые домовики… Многих из них недосчитались, а уцелевшие скорбно рассказали, что их съели. На вопрос «кто?» тоскливо ответили:

— Ужас Слизерина, заключенный в Тайной комнате, проснулся от тысячелетнего сна и наводит свои порядки — охотится на паразитов, пауков и привидений…