И уйти в закат (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич

— Я знаю, Боб. И сейчас уже не так важно, откуда эта программа взялась в моей голове.

Хэм вполне мог такое сделать, подумала я.

Как и у прочих творцов, с которыми я была знакома, у него были определенные ограничения при воздействии на реальность, но в случае с Реджи семя упало на благодатную почву и запустило какое-то подобие одного из самых старых и заезженных сюжетов а-ля «дева в беде».

Я и до этой беседы подозревала о чем-то подобном после того, как пистолет Грега дал осечку. И после того, как из всех событий в Алабаме, где Реджи пришлось участвовать в драках, перестрелках и выпрыгивать из горящего дома, на нем не осталось ни одной царапины.

Так и работает сюжетная броня.

Хотя, скорее всего, никакой конкретной истории Хэм не продумывал. Он мог просто подвесить сюжетную веху и дать Реджи первоначальный импульс в заданном направлении, а все остальное он сделал сам.

— Пару дней назад эта программа исчезла, — сказал Реджи. — Видимо, теперь я наконец-то осознал, что ты в безопасности, Боб.

— Прошла любовь, завяли помидоры.

— Нет, Боб. Конечно, нет. Ты все еще мне нравишься, и даже больше, чем просто нравишься, но я тут задумался, а сколько мы были знакомы до… всех этих событий?

— Один день, — сказала я.

— И я понял, что, по сути, ничего о тебе и не знаю, — сказал он. — О той тебе.

— И, — подсказала я, когда пауза слишком затянулась.

— И я не знаю, какая часть чувств, которые я к тебе испытываю, на самом деле моя собственная, а какая навязана кем-то извне, — сказал Реджи. — Мне нужно разобраться в себе.

— Поэтому, — подсказала я.

— Это самая сложная часть, Боб, — сказал он.

— Поэтому тебе нужно уйти, — подсказала я. — Ты даже собрал сумку.

— Откуда ты знаешь?

— Так вон она стоит.

— А? Да, — рассеянно сказал он.

— Прощай, Реджи, — сказала я.

— Я не говорю, что ухожу навсегда.

— Ты знал одну Боб, ты спасал уже другую Боб, — сказала я. — Если ты когда-нибудь решишь вернуться, то встретишь какую-нибудь третью Боб. Поэтому я сегодняшняя говорю тебе: «Прощай, Реджи».

— Аренда этого дома оплачена на полгода вперед, — сказал он, глядя в пол. — Наличности должно хватить… Здесь они тебя не найдут.

— Это лишняя часть, — сказала я. — Я — взрослая девочка и могу о себе позаботиться. Прости, что так получилось. Я не хотела.

— Это я должен просить прощения.

— Давай будем считать, что мы квиты, — сказала я.

Это во многом зависело от методики подсчетов, но в крайнем случае он мог бы сделать для меня скидку.

— Боб…

— Да хватит уже, — сказала я. — Уходи. У меня останутся о тебе только хорошие воспоминания, и я ценю все, что ты для меня сделал, но сейчас, раз уж ты собрал сумку и чувствуешь, что тебе это нужно, просто уйди. Без обид. Это в любом случае лучше, чем если бы ты остался со мной только потому, что должен.

Он встал, повесил на плечо сумку, спустился по ступенькам крыльца.

Он сделал это молча, за что я была ему отдельно благодарна.

Я смотрела ему в спину, когда он шел по дорожке к невысокой калитке, которая отделяла от остального мира сад, который еще полгода будет моим. Я смотрела ему в спину, когда он шел прочь по улице, ведущей к океану. А потом слезы таки застили мой взор, и я уже больше никуда не смотрела.

Чертов Хэм.

Это была типичная «дева в беде», и Реджи был ее главным героем, а специальный агент Джонсон — второстепенным действующим лицом, и теперь я понимала, каким образом Реджи нашел меня в «Континентале». Надеюсь, у Ленни не будет из-за этого неприятностей на службе.

А теперь дева в безопасности, и всем на нее наплевать…

Конечно, говорить так было несправедливо. И разумом я могла понять Реджи. Он попадал в механизм сюжета еще до нашего с ним знакомства, и именно шестеренки той истории сделали его таким, каким я его знала. И теперь им снова управляла чужая несгибаемая воля, с которой он ничего не мог поделать, и которая протащила его через последние два года, и мне даже не хотелось знать, какие вещи она заставляла его делать.

В общем-то, он заслужил право разобраться в себе.

И, вне всякого сомнения, у него было право не возвращаться.

После того, как сражены все драконы, убиты все чудовища, защищены все королевства и спасены все девы, рыцари отправляются пить и рефлексировать.

А защищенные и спасенные пусть разбираются сами. Это же их жизнь.

Какие претензии можно предъявить этим рыцарям? Да никаких.

Они выполнили свой контракт. А если вы ожидали от них чего-то другого, чего-то большего, и они не оправдали ваших ожиданий, так это ваши проблемы.

Они вам ничего и не обещали.

Это было справедливо, черт побери.

Больно, но справедливо.

Я допила чертов кофе, а потом вскочила на ноги и бросилась в дом. Ванная была недалеко, но я едва успела упасть на колени перед унитазом, как меня вырвало.

Как и вчера.

Как и два дня назад.

Может, и хорошо, что Реджи этого не видел, и я не успела ему сказать.

Тошнота оставила меня уже минут через пять, но слабость осталась. На ватных ногах я доковыляла до раковины, умыла лицо холодной водой и только потом посмотрела в зеркало.

Пеннивайз изменился. Даже под его просторной одеждой он стал более костлявым, а его физиономия… Собственно говоря, под слоем его фирменного клоунского грима теперь скрывалось мое собственное лицо.

Так что теперь я даже мысленно называла его «Пенни». В смысле, ее.

Ведь теперь клоун совершенно определенно был девочкой.

И об этом Реджи тоже не знал.

Наверное, и это было хорошо.

— Реджи ушел, — сказала я той, кто жила в зеркале.

Клоунесса больше не приходила ко мне во снах. Она жила в мире отражений.

И теперь она все время молчала.

— Сказал, что хочет взять паузу, чтобы разобраться в наших отношениях, — продолжала я. — В том, что он чувствует и все такое. Ну, ты знаешь, как это бывает.

Пенни уже знакомым мне жестом обслюнявила указательный и нарисовала поверх своего грима дорожку слез. Потом еще одну.

— Меня никогда не бросали, знаешь ли, — сказала я. — Ну, по большому счету. Я знала, что рано или поздно это должно произойти, но я не думала, что будет именно так.

Пенни пожала плечами.

Я открыла небольшой пластмассовый шкафчик для лекарств, висевший справа от раковины, отодвинула два флакона с болеутоляющим и достала спрятанный за ними использованный тест. Помахала им перед отражающимся в зеркале лицом клоунессы.

— Я беременна, — сказала я.

Пенни чуть отступила от обратной стороны зеркала, чтобы ее было видно по пояс, подняла руки в клоунских перчатках (левая была обычной, а правая — черной, прямо как у меня сейчас) к груди и сделала вид, что укачивает ребенка. Сквозь клоунскую одежду проступили очертания груди.

— Ну да, — сказала я. — Будем растить его вместе. Только и осталось.

Клоунесса снова шагнула вперед, подойдя даже ближе, чем она стояла раньше, пока ее лицо — мое лицо — заняло все зеркальную поверхность от рамки до рамки.

И улыбнулась.