Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан
Вот только свободных денег для массовой скупки шелка по дешевке у моих собратьев — согдийцев было не так уж много. А у меня, кроме груды денег, полученной милостью господина Чжоу за войлок, был еще табун недавно пришедших после моего летнего письма дополнительных лошадей на продажу. Что было куда лучше, чем деньги, — лошади дорожали с каждым днем.
Все вместе напоминало прорыв тяжеловооруженного конного отряда через ряды бегущей пехоты противника: он без видимых усилий прорубает в смятенной толпе солдат целую улицу, устланную мертвыми телами.
Наглый грабеж империи шел полным ходом, без милости и состраданья.
Так что у меня не было времени не только для игры в загадки с Юкуком, но даже для восторга от собственных успехов.
А они не заканчивались на границах империи. Когда первый караван со скупленным по дешевке шелком уже отправился в путь, дома, в Самарканде, его ждали, наоборот, еще больше взлетевшие цены — потому что торговый дом Маниаха прекратил еще и продажи шелка, а запасы его начал создавать куда раньше других. Еще до начала невиданных дождей в империи. И, ясное дело, запасы начали копиться до того, как по всему Пути стали известны первые новости о мятеже лучшего из полководцев империи.
А вот после предстоявшей через месяц-другой-третий отправки последнего каравана нам оставалось одно — закрывать торговлю. Потому что война, докатись она до земель северо-западнее столицы, попросту перекрыла бы главный торговый путь всего существующего мира. И масштаб этого события я пока не мог себе представить.
Да и вообще, — и без Юкука я подозревал, что не надо испытывать терпение Бога Небесного и пора бежать из прекрасного города.
Но караваны должны идти. И тогда я огласил, наконец, узкому кругу своих приближенных решение, которое обдумывал давно и которое в нашей с братом переписке уже несколько раз в виде идеи кочевало по Пути, три-четыре месяца туда и столько же — обратно. Брат согласился, что окончательное решение — за мной, но уже и так было ясно, что и без мятежа весь знакомый нам мир менялся бесповоротно.
Потому что веселые и упорные строители Круглого города — мало кто прочувствовал это даже в Самарканде, — уже оживили порты Басры, Убуллаха и Сирафа. Все моря к югу от Инда были подвластны новому халифу. И это означало, что выиграет тот, кто найдет для шелка и пряжи новые, дешевые торговые пути — через южные порты Поднебесной империи по морю к Басре и прочим гаваням, находящимся под пристальным взором владыки нового халифата — Мансура.
То есть и без всякой войны на севере империи, и без наших проблем с господином Чжоу мы ушли бы постепенно из Чанъани и открыли бы торговлю на сказочном юге. В устье Жемчужной реки, в прекрасном городе у моря. В сказочном Гуанчжоу.
Вот только теперь это предстояло делать другим людям, которые никогда не должны были — по моему приказу — даже произносить вслух имя дома Маниаха. А нам, успевшим стать слишком хорошо известными кое-кому в империи, предстояло возвращение домой.
— Гуанчжоу, — повторил Сангак и почмокал толстыми губами. — Там интересно, хозяин. Носороги с двойным рогом. Слоны с розовыми бивнями. У них, говорят, очень вкусный хобот. Никогда не ел слона. Везет этим новичкам. Я бы туда сам поехал.
— Гуанчжоу, — отозвался Махиан, лучший во всем Согде знаток тонкостей верблюжьего характера. — Жемчуг — слезы русалок. А еще там есть пруд, где жители начали разводить уток, потому что они глотали какую-то глину, и в помете у них постоянно были золотые крупинки. Жители вымывали их и все разбогатели.
— Вы и так не бедняки, и чудес в жизни насмотрелись немало, — расстроил их я. — Ты, Махиан, если не забыл, уезжаешь через две недели. А ты, Сангак, — я посмотрел на него с некоторой озабоченностью. — Ты пока…
— Хозяин, о чем вы говорите, — махнул он единственной рукой. — Я уеду вместе с вами. Я знаю свою работу.
Я мрачно покивал. Что-то мне говорило — и даже не в тревожных размышлениях Юкука тут было дело, — что мой отъезд отсюда так просто не пройдет.
И еще одно необходимое дело мы успели завершить в эти дни. Мы медленно, с некоторой торжественностью расселись на коврах в комнате, где сейчас, вследствие зимних холодов, было как раз очень уютно и хорошо. И я повторил моим друзьям то, о чем мы уже поговорили шепотом в более безопасных местах, где нас не могла подслушать ни Меванча, ни еще одна личность, ворующая камфарные фигурки.
А именно — что торговый дом Маниаха завершает свои дела в столице империи. А нам всем пора отдохнуть.
Тут я сделал паузу и положил руку на мощное колено Сангака. Он волновался точно так же, как при первом нашем спектакле в этой комнате, когда мы еще не знали точно, действительно ли великая танцовщица будет интересоваться нашими разговорами и отправится ли кому-то о них докладывать.
— Меванча, — сказал я очень громко и четко, и Сангак прерывисто вздохнул. — Меванча, мы знаем, что ты сейчас нас слышишь. Мы знали это всегда, с первого раза. Прости — но уж очень хотелось, чтобы наш общий друг в Фэньяне получал от нас кое-какие сведения. Через тебя, само собой. Уж прости нас за это. Но мы хотим тебе сказать, Меванча, что и сейчас, когда все кончено, мы любим тебя — особенно один из нас. Когда ты спустишься оттуда, то увидишь, что охраны вокруг нет. Ты свободна, ты можешь уйти. Но мы очень просим тебя, отправляйся с нами домой. И там не будет для нас человека, более уважаемого, чем ты.
Стояла полная тишина. Сангак смотрел в застеленный багровыми коврами пол. Вот и все, я с наслаждением вытянул ноги, потом встал.
— И еще, — тем же громким голосом добавил я. — Спасибо за мою жизнь, Меванча. Отличный был выстрел.
Мне показалось, что откуда-то сверху донеслось совсем не женское ругательство сквозь зубы. И больше ни звука.
ГЛАВА 17
ПРОЩАНИЕ С ГОСПОДИНОМ ЧЖОУ
Столица гудела от мягкого топота копыт по холодной еще земле, звенела оружием. Колонна за колонной шли к восточным воротам.
Людей же в городе становилось все меньше. По вечерам во многих домах уже не было слышно криков детей, оттуда не пахло едой. Бродили только печальные слуги.
Впрочем, праздник весны — наступление Нового года — прошел, наоборот, необычайно шумно. Сияли десятки круглых огней, похожих на шары из паутины, ими украшали лучшие из деревьев. Улицы пропахли вином, свежим и уже выпитым. На озаренных огнями площадях звучала музыка, десятки голосов заливались хохотом.
А конница Ань Лушаня приближалась, и никто не мог ее остановить.
Я же не успевал отправить весь свой шелк.
