Людмила Ардова - Путь бесчестья
"Что делать, — обычно в таких ситуациях философски рассуждал я. — Жизнь — обманчивая штука: поворачивается то передом, то задом, словно шлюха перед клиентами.
Утро мы встретили нехотя, озябшие и голодные, потому что обильная трапеза накануне требовала солидного подтверждения за завтраком. Так, если вас регулярно будут кормить овсяными зернышками и прочей постной пищей — ваша утроба смирится, и вы станете безропотно жевать эту траву, а вот ежели вы приучили свое брюхо к солидному куску прожаренного мяса и прочим аппетитным вещам, которыми богат наш мир, то непременно потребует его в положенный час.
Но нам ничего не предложили кроме возмутительных тычков, которыми сопроводили наш путь в более приличное помещение. В нем важно восседал жирный человек в судейской мантии — обвислые щеки колыхались как две медузы, когда он негодующе тряс своей безобразной багровой головой.
Окинув нас презрительным взглядом, несимпатичный служитель Фемиды, подозвал к себе циклопа, руководящим нашим арестом и спросил у него:
— Это и есть задержанные вами лица, Кэлл Типонис?
— Да, именно так, хэлл судья.
— Один из них выдавал себя за кэлла Флюгермона — достойного человека, а второй — его сообщник прикидывался поверенным этого господина.
— Вы знаете: кто они на самом деле?
— Нет! И не желал бы никогда иметь с ними знакомство. Мерзавцы!
— Постойте, постойте! — А вы сами то кто будете? — вдруг зашумел Задира.
Но ни его насупленный вид, ни его аристократический львиный рык в данном случае не помогли, а лишь ухудшили наше положение: судья удивленно посмотрел на него, а человек, арестовавший нас, мрачно расхохотался:
— Нет! Вы посмотрите: каков гусь! Ну и, каналья! Взяли тебя с поличным, а ты все дуришь. А ну, давай рассказывай: кто ты таков и что натворил еще — тебе же лучше будет.
Но на Задиру нашло невиданное доселе упрямство, я бы назвал его ослиным — меткое народное определение подходит к случаю. Мой товарищ твердо решил стоять на своем. И, более того, он вел себя с поистине дворянским гонором и спесью.
Нам соизволили сообщить, что дело наше попадает под рассмотрение самим герцогом. И нас отправят в его резиденцию, через день, а может быть через месяц. Возмущение Задиры нельзя было описать. Смешной человек, — подумал я, — будто он не знал ранее: чем рискует.
Мы вернулись в клетку, где нам пришлось провести ночь. Но вот что интересно, я вспомнил про зуб дракона, болтавшийся у Задиры на шее.
— Послушай, друг Задира, чего это мы приуныли? У нас ведь есть неоспоримое преимущество перед нашими соседями по этой крепости.
— О чем ты говоришь, друг мой, я тебя не понимаю, — сокрушенно ответил Задира.
— Коготь дракона.
— Ну и что?
— Если один из нас воспользуется его силой…
— А что будет делать другой?! — горестно воскликнул Задира, — я уже думал об этом.
— Не перебивай, я не все сказал. Один из нас может воспользоваться когтем не для того, чтобы сбежать, а чтобы произвести разведку. Тогда мы что-нибудь придумаем.
— Давай ты — у тебя лучше получаются все эти превращения, — сказал Задира, памятуя о том, как его чуть не сожрал воробей.
— Ладно!
Не долго рассуждая, я ударил каблуком по зубу и взлетел.
Мое путешествие в виде вороны принесло меня к окнам магистрата — красивого здания с высокими сводами фигурами и башенками и большими часами, смотревшими на площадь. Я уселся у приоткрытого окна и стал присматриваться и присушиваться.
— Нет! Каковы прохвосты! Одурачить всех местных жителей! — возмутился господин Карякио.
— Ничего, через три дня их повесят, — мрачно изрек господин Кистобиус.
— Нда, нда, — бубнил глава старейшин, — а что мы будем делать с казной магистрата? Такая ответственность вдруг свалилась на меня, такая ответственность! Надо продержаться до приезда герцога, надо бы укрепить двери!
— Помилуйте, они и так из крепкого дуба, — возразил Карякио.
— Надобно прибавить стражи! Надежный караул никогда не помешает. Давайте-ка спустимся в подвал и проверим нашу охрану, чем там они занимаются. Наверное, спят на посту. Ой, чует мое сердце недоброе!
Они вышли, а меня чуть не задушило любопытство — но следовать за ними далее в виде птицы я не мог. И пролетев в опустевшую комнату, я упал и превратился в мышь.
"Ну, надо теперь молить бога, чтобы мне не повстречалась кошка", — прошептал я.
Я проскочил в коридор и догнал всю компанию, направлявшуюся в подвал. Высокие ступени, по которым пришлось скользить, измотали меня. Я понял, как тяжело быть мышью.
Но старания мои увенчались успехом: цель была достигнута, и я во всю силился рассмотреть окружавшую меня обстановку — она казалась огромной и ужасной — два караульных у входа в подвал и два у дверей магистрата. Они не спали, но играли в карты, это было понятно по их суетливым движениям и смущению.
— Так! так! — напустился на них глава старейшин, — плохо вы несете службу, плохо. Приставить к ним еще двоих. Пароль на эту ночь будет: "Сало и мясо"!
Вполне в духе зажиточных бургеров, — усмехнулся я.
Все вернулись в комнату, и я снова стал подслушивать. Кистобиус попрощался и ушел, а глава старейшин стал шепотом делиться своими соображениями с Карякио.
— Уважаемый господин Карякио, я не хотел говорить при Кистобиусе, вы ведь знаете его склочный и ненадежный характер: он и мать родную продаст, но вам то я откроюсь. Как хорошо, что никто не знает о том проходе из подвала магистрата к камерам с узниками. Если бы кто из них надумал бежать, то попал бы прямо в нашу сокровищницу! Не приведи бог!
— Все обойдется, господин Раньо, все обойдется, — скрипел Карякио, пытаясь успокоить друга, — скоро приедет герцог, и мы отчитаемся перед ним нашим золотом! Что делать, кровно-заработанные деньги жаль отдавать, но таков закон. А этих мошенников надо непременно повесить.
Не стоило сомневаться в том, что он имел в виду меня и Задиру. Едва они ушли, я вернулся вороной в свою клетку, где меня заждался Задира. Он очень нервничал.
— Ты вовремя! Скоро сюда приведут еще двух заключенных, я слышал голос охранника. Что было бы, если бы они не досчитались тебя!
— Ты бы сказал им, что меня крысы съели! — засмеялся я.
И вскоре туда привели новых заключенных. Человека с синим лицом звали Кулак, а товарища своего он называл: Тертый.
Лица их были, пожалуй, мрачнее наших. Полдня они провели в тупой задумчивости. Пока не сменился охранник. Новый принес в нашу клетку ужин, состоящий из мерзкого варева и, передавая нам миски с супом, он что-то сказал одному из наших соседей: глаза синего загорелись хищным огнем, ноздри его раздулись, и на физиономии заиграла улыбка: он что-то прошептал своему товарищу. Тот радостно завозился.
