Владимир Колосов - Вурди
Не без труда поймал его заиндевевшими пальцами. А потом услышал короткий — не то злобный, не то испуганный, но главное — такой человеческий! — крик…
3Глаза…
Рысь, росомаха, гнедатая лиса. Как же! Ай-я опустила лук. Какой там зверь! Хотя в сенях и царила кромешная мгла, но Ай-я прекрасно видела в темноте.
Девочка лет десяти. На корточках возле распахнутой настежь клетки. Пустой. Ибо маленькое тельце пушистого зверька она судорожно прижимала к груди. Лица почти не видно — девочка зарылась носом в мягкую кроличью шерсть, — только тревожно глядящие на Ай-ю глазенки. Исподлобья. Немножко удивленно, немножко зло. Она была совершенно голой, эта невесть откуда появившаяся девочка, хотя грязные, спутанные волосы ее были так невероятно длинны, что, обернутые вокруг маленького тщедушного тельца, казались звериной шерстью.
Ее и в самом деле можно было принять за зверя.
Легкие мурашки пробежали по телу Ай-и. Сон. Райнус. Звериная шерсть. На его плечах, груди. Животе. Все это с быстротой молнии промелькнуло в голове женщины. «Вурди? нет?» — промелькнуло и исчезло, оставив лишь смутное чувство тревоги, даже не тревоги — смятения и… жалости.
Жалости прежде всего.
Сейчас она видела лишь жалкого, измученного голодом и холодом ребенка. А убитый кролик, никогда не стриженные волосы, звериный взгляд, странное появление в запертом доме — обо всем этом она еще подумает. Потом.
Потом.
Ай-я перевела взгляд на бездыханное тельце в руках девочки.
— Вкусно?
При звуке человеческого голоса девочка испуганно вздрогнула и неуклюже отодвинулась к стене.
— Я тебя испугала, да?
Ай-я хотела было шагнуть в сени (она так и стояла как вкопанная на пороге), но, опасаясь спугнуть нежданную гостью, лишь выпустила из рук свое единственное оружие. Лук с легким стуком упал на пол. И лук, и стрела. Новый звук снова заставил девочку вздрогнуть. Она прижалась к спасительной стене, выставив перед собой тонкую голую ручонку: нет, нет, не надо! Ручонка заметно дрожала. Впрочем, дрожь била все ее маленькое тельце. Ай-я видела, как ходят ходуном ее острые коленки, как вздрагивают, будто от плача, маленькая головка, беззащитные плечики, прижатая к груди кроличья шкурка. «От холода? — внезапно подумала Ай-я. — Или… Нет, только не это!» О! Она слишком хорошо знала, какая нечеловеческая боль разрывает тело после обращения вурди… Когда жажда вурди утолена (да вот хотя бы этим самым несчастным пушистым существом). Когда в обезображенное нечеловеческой жаждой тело наконец возвращается… человек.
— Тебе больно? — прошептала Ай-я («Не думаю. Ведь ты бы обязательно плакала. Кричала. Каталась по полу. Рвала бы волосы, расцарапывала в кровь уже не звериную — человеческую кожу; я же знаю, это нельзя вытерпеть. Так, как терпишь ты»). Значит, не вурди?
— Не бойся.
Глаза девочки неотрывно смотрели на Ай-ю.
— Ты… ты меня понимаешь?
Никакого ответа.
Если не считать того, что девочка неуклюже отодвигалась все дальше и дальше от Ай-и. В самый угол холодных сеней, где на многочисленных полках хранились припасенные с лета травы.
Нет, не понимала.
Ай-я растерялась.
— Кто ты? — Она уже не ждала ответа, а спрашивала саму себя, стараясь говорить как можно ласковей, чтобы если не смысл сказанного, то хотя бы звук голоса успокоил это насмерть перепуганное существо. Да. Как можно ласковей, но знала ли ее нежданная гостья, что такое ласка?
«Вряд ли», — подумала Ай-я.
Она осторожно перешагнула через порог (не стоять же так всю ночь). Снова замерла, так как глазенки девочки испуганно моргнули. Казалось, еще мгновение, и она зайдется в безудержном детском плаче. «Только не это», — мысленно попросила Ай-я, испугавшись, что громкий плач разбудит спящих детей. И зашептала, стараясь заговорить этот еще не вырвавшийся плач, как опытная знахарка заговаривает зубную боль:
— Здесь же холодно, дурочка. Не бойся, я тебя не трону. Ничего тебе не сделаю. Только поглажу и все. Вот так, — Ай-я провела ладонью по своим волосам, — видишь? Поглажу и все. Это не страшно. Ты ведь хочешь есть? Ты ведь не убежишь? Тихо, моя маленькая… Тихо, тихо…
Повторяя последние слова, Ай-я осторожно приближалась к забившемуся в угол человеческому детенышу. Девочка не двигалась, но каким-то шестым чувством Ай-я понимала, что все ее существо готово сорваться и унестись прочь.
— Тихо. Вот так. Видишь, я такая же, как ты («Ой ли?»), у тебя ведь есть мама, да? Есть, я знаю. Должна быть.
— Р-р-р, — глухо сказал детеныш, когда Ай-я приблизилась на расстояние вытянутой руки.
— Да? — Ай-я тревожно смотрела на девочку. Теперь она видела даже голубенькие прожилки вен на ее бледной коже. Видела, как посинели от холода стоящие на холодных досках ноги. Видела, как напряжено маленькое тельце. Не видела лишь одного — лица. Девочка по-прежнему прятала его в мягкой кроличьей шубке…
— Да? — повторила Ай-я. — Вот так, по-звериному, да?
Она присела на корточки рядом.
Протянула руку.
Девочка дернулась всем телом, но что-то удержало ее. Замирая от страха, дрожа всем жалким, ужасающе грязным тельцем, она позволила Ай-е прикоснуться к себе. Ай-я ласково коснулась пальцами ее холодного, влажного лба. Потом улыбнулась, провела ладонью по жестким, словно болотная трава, волосам…
— Видишь, совсем не страшно, р-р-р? — Она позволила себе немного поддразнить ночную гостью, та что-то промычала в ответ, неразборчиво, тихо, уже без прежней настороженности и злости. — Вот… Молодец. — Ай-я протянула левую руку (правой она по-прежнему гладила не по-детски жесткие волосы), попыталась забрать у девочки мертвого кролика. — Зачем он тебе?
Не тут-то было. Девочка вцепилась в уже похолодевшее тельце. Так маленькие девочки вцепляются в свои вылепленные из глины или вырезанные из дерева игрушки: не отдам.
— Ты жадная, да? Ну же. — Ай-я потянула кролика на себя.
Глаза девочки испуганно моргнули. Ручонки разжались.
Ай-я осторожно забрала ушастое тельце, положила у ног.
И вздрогнула от неожиданности.
На нее смотрел Гвирнус.
Да. Это были его глаза. Его рот. Его губы (ярко очерченные, подкрашенные чем-то алым. «Ах да — кровь», — подумала Ай-я, и снова смутная тревога шевельнулась в ее душе). Не только губы — даже манера слегка обиженно поджимать их. Даже эти складочки в уголках, чуть опущенные вниз. Подбородок. Чуть с горбинкой — нос. Настороженный взгляд… «А я-то приняла тебя за девочку, — подумала Ай-я, — а ты…»
— Кто? И вправду мальчик? Или все-таки…
