Шеррилин Кеньон - Бесславный (ЛП)
Ник пару секунд обдумывал это.
— Нет.
— Есть вариант, что ты поделишься своими мыслями?
— У них уже есть кое-что мое. Им не нужно посылать демонов за частичкой меня.
Калеб сжал зубы, выдвинув вперед челюсть. Было более чем очевидно, что он был очень не рад сделке Ника.
И Калеб даже не знал, что это… Пока.
— Что ты им отдал?
— Не свою душу, — сказал Ник, зная, что это первое, о чем беспокоится Калеб. – Не волнуйся.
— Я должен знать. Если нас атакуют…
— Не атакуют.
Калеб выругался.
— Во что ты нас втянул?
Прежде чем он успел ответить, вернулся Вирджил с полицейским.
— Вы оба мне должны. Я только что оказал невероятную услугу, чтобы быстро вытащить вас отсюда.
— Мы не забудем, — уверил его Калеб.
Но после того, как они сменили одежду, и их вывел мужчина самого подлого вида из всех, что видел Ник, тот уже не был уверен, что хочет быть в долгу. Вирджил должно быть отказался от чего-то крупного, чтобы заставить этого парня сотрудничать. Он не знал от чего и не хотел знать.
Женщина-обвинитель сердито указала на Ника.
— Это было жестокое изнасилование, Ваша честь, и обвиняемый часто прибегал к насилию в своей жизни. Посмотрите на синяки на его лице. Очевидно, это была очередная жестокая схватка с кем-то. Кроме того его отец…
— Возражаю, Ваша Честь, — прервал то, что она собиралась сказать Вирджил. – К делу не относится.
Она уставилась на него и поправила очки на носу.
— К делу относится семейная история насилия.
— Обвиняют не его отца, — парировал Вирджил. – И если только у вас нет генетической экспертизы, доказывающей, что это передалось, то к делу это не относится.
Она ощетинилась.
— Психологи говорят.
— У вас есть психолог, который может это протестировать? – спросил Вирджил.
— Пока нет.
— Тогда я стою на своем – объективности.
Наконец заговорил судья.
— Защита права, адвокат. Осуждают не отца обвиняемого. Продолжайте.
Она тяжело вздохнула.
— Ладно. Я считаю его потенциально опасным и думаю, что его нужно держать под охраной, пока его дело не будет решено.
Судья посмотрел на Вирджила.
— Что вы скажете, защита?
— Он ребенок, Ваша честь. Посмотрите на него. Он отличный студент.
— Коим был и Тед Банди, — вставила обвинитель.
Судья бросил на нее взгляд.
— Адвокат, достаточно, — он посмотрел назад на Вирджила. – Где ваши свидетели?
Они встали. Ник обернулся и увидел Лизу, Маму Ло Пелтье, Кириана, Мистера Пелтье и Мистера Аддамс, доктора Бердетт и отца Мадуга доктора Сент Джеймса. Его мама, Ашерон, Роза, Коди и Меньяра стояли рядом с Кирианом, а Бабба с Марком рядом с доктором Бердетт. При виде них все внутри Ника съежилось. Хотя он и был благодарен, за то, что они постояли за него, но его унижало то, что все знали об этом.
Но опять же, кто не знал? Его вроде как не в частном порядке арестовали.
Он сморщился, подумав о том, как ему посмотреть в лицо одноклассников и школьной администрации после всего. Не важно что, его навсегда заклеймили, как преступника.
Так вот как себя чувствовала Брайнна…
Вирджил прокашлялся.
— И это Ваша честь только первые семеро, которым я позвонил. Если вы дадите мне час, я вам еще дюжину приведу. Всех, кто хочет подтвердить отличный характер и высокие моральные качества Мистера Готье.
Судья учел это.
— Залог – миллион долларов, и я хочу, чтобы до суда он находился дома. Он может ходить в школу и на работу, но больше никуда. И ему нельзя оставаться одному.
— Хм, Ваша честь, — сказал Вирджил, а потом кашлянул, — Его работа у Мистера Хантера требует выполнение поручений по всему городу.
Тогда на него поставят электронный маячок и ему придеться звонить каждый час, когда он будет находиться вне школы.
— Да, Ваша Честь. Спасибо.
Слушанье Калеба было гораздо проще. Судья отпустил его, взяв обещание, что тот больше не будет трогать полицейские машины.
Когда Ник пошел к матери, его желудок сжался. Она даже не посмотрела на него.
Кириан похлопал Ника оп спине.
— Я уже дал Вирджилу деньги на твое освобождение.
Ник благодарно кивнул Кириану.
— Спасибо, за все.
— Без проблем.
Ашерон положил руку ему на плечо.
— Не волнуйся, Ник. Мы выясним правду.
Но это не изменит боль в глазах его матери.
Она не разговаривала с ним, пока везла домой. Он искал в голове что-то, что мог бы сказать, но ничего не приходило на ум.
Он потянулся к ее руке. Она убрала ее, избегая контакта. Злость и боль пронзили его в самое сердце. Как она могла сомневаться в нем?
Прибыв домой, он пошел в свою комнату.
— Ник, я хочу чтобы ты оставил дверь открытой.
Он начал говорить «но мам» , но понял, чем это кончится. Она оборвет его, как обычно. Так что он распахнул дверь и сел на кровать. И только тогда он понял, что мама обыскивала его комнату.
— Мам, где мой…
— Ты наказан, — в ее голосе слышалась нотка истерики. – Сиди и думай о… вещах.
Плохая идея, ведь все о чем он думал сейчас – это что ненавидит ее, за то, что она так поступает с ним, когда он не виновен.
И так он и сидел, размышляя, его ярость достигала все больших высот, пока он больше не мог этого выносить. Он вскочил на ноги и пошел в гостиную, где она смотрела телевизор.
— Что ты хочешь? – она по-прежнему не смотрела на него.
Разъяренный, он приложил руку к верхней губе.
— Я девственник, мам. Я только целовался с девушкой, и это была Никода. Я знаю, что ты не веришь мне, но можешь спросить ее. Она не врет.
«Как и я», — но ему она никогда не верила.
По ее лицу побежали слезы.
— Прости, Ники. Я знаю, что ты не виновен. Правда. Но мне было так тяжело находиться в здании суда, где все осуждали тебя и меня, — она начала рыдать.
Ник подошел и притянул ее к себе, и она заплакала ему в плечо.
— Ты не представляешь, какого быть самой популярной девочкой в школе, а затем… они так зло себя повели. Когда люди узнали, что я беременна, я пошла к лучшей подруге… Мы были друзьями со второго класса, а ее мать не пустила меня в дом. Она сказала, что Эйшли не может ассоциироваться с мусором.
Он почувствовал вину. Он никогда не хотел причинять ей боль.
— Прости, мама.
— Не надо, малыш. Ты того стоил. Правда. Я никогда не жалела о том, что ты есть у меня. Но это так тяжело. Я всегда спрашиваю себя, а правильно ли воспитываю тебя. Когда ты был маленьким, я часто сидела рядом с тобой, плакала и извинялась за то, что принесла тебя в этот жестокий мир. За то, что ращу тебя в бедности и не могу дать лучшую жизнь.
