Людмила Минич - Ступени в вечность
— Ясно! — ответил Тангар и полез внутрь, отогнув полог.
— Какая это треть? — подозрительно спросила Маритха.
— Нам охранять во вторую треть выпало.
— А-а…
Хранитель посмотрел на нее со вниманием, и девушка сжалась до упора, почти уйдя в мохнатые одежки.
— Чего огня не разожжешь, если замерзла?
Без издевки спросил, даже участливо.
Она только плечами пожала слегка, вряд ли Тангар заметил в полутьме, которую даже открытый полог не сильно развеял. Вечереет. Скоро темень опустится. А с огнем Маритха до сих пор не сообразила. И разводить его в этих неудобных плошках она не умеет. Не пришлось научиться. Раньше его все проводники да случайные попутчики разжигали. А ей без сноровки недолго и шкуру на тарпе подпалить.
Хранитель до конца отодвинул полог, чтобы впустить быстро уходящий вечерний багрянец, и сам принялся за дело. Скинул рукавицы, подвесил плоский жаровник, привычно приладив ременные петли к низенькому потолку, открыл верхнюю отдушину, достал ворох веревок из пережатого игольника, вымоченного в земляной смоле, откромсал ножом несколько кусков, ловко продел их в дыры, оставленные в верхней плошке. Развязал бурдюк, скребком щедро нагреб оттуда жиру в нижнюю плошку жаровника. Ловко у него получалось и быстро, но Маритха во все глаза не на это смотрела, а на руку его. Как это она раньше не заметила? На правой руке не хватало, мизинца, и была она страшно изуродована до самой кисти, а может, и дальше — не видно под одежей.
— Откуда это? — вырвалось у девушки
Тангар даже глаз не вскинул, ударяя раз за разом огненными камнями. Он сосредоточенно молчал, пока искра не подпалила пучок сухого мха, тут же ловко подхватил его и запалил все фитили. Огонь начал понемногу разгораться, и хранитель опустил полог.
— Что откуда? — наконец отозвался он. — Тут лишнего нет. Я к дороге в пустошах готовился, и не маленькой.
— Нет… Не про то я…
Он вскинул глаза, вопрошая. Огонь заполнил уже всю плошку и светил ярче некуда, наполняя их каморку удушливой вонью. Маритха украдкой посматривала на изуродованную руку, опасаясь суровой отповеди. Разве это ее дело? Мало ли у здешних хранителей тяжелых дней? Но раз уж вырвалось…
— Я… — она протянула руку и тут же отдернула, так и не коснувшись, — я вот что увидала. Вот и вырвалось. Ты… не злись, хорошо?
Тангар тяжело глянул на нее. Ничего не сказал. Она тоже решила язык попридержать.
Молча он принялся за другой бурдюк, с водой. Налил в большую кружку, отхватил туда кусок уже другого жира, из бурдючка поменьше. Поставил на жаровник, бросил поверх пару лепешек. Кинул Маритхе короткие щипцы. Велел самой следить, ее ужин. Сам еще повозился, извлекая на свет узел, от которого резко пахло вяленым мясом, подкинул ей поближе. Он и впрямь подготовился основательно. Маритха в этих местах как ребенок, даже огня толком развести не умеет. А горцы, те всегда в дорогу готовы, не боятся ни холода, ни голода, ни смерти.
Ее спутник притулился с другой стороны от огня, у самого полога, отдавая девушке местечко потеплее. Прикрыл глаза. То ли. устал, то ли задремать решил, а может, Маритху не хотел смущать своим неусыпным надзором.
— А ты что же? Не голодный? — робея, пробормотала девушка.
— Я потом, сначала ты, — ответил он, не открывая глаз.
Маритха воспользовалась тем временем, пока грелась вода, чтобы еще раз без помех оглядеть его. Теперь ей казалось, что она вдруг с незнакомцем повстречалась. Все их раздоры в подземелье Покровителя, покаянная речь Тангара в пещере Храма и даже его глупая беспомощность в жилище Темного Ведателя сильно истерлись в памяти, точно пылью присыпало. Отчего же Маритха так его боится? За что так не любит?
Хранитель не отдыхал даже тогда, когда отдыхал. Вот и теперь, полуспящий, он как ус горакха, готовый вмиг разогнуться. Черты у него грубые, словно вырубленные из камня, но четкие, прямые. Глубокие складки меж бровей, у рта, жесткий упрямый подбородок. Он привык отдавать наказы, привык распоряжаться направо и налево, думала Маритха, хотя еще далеко не стар, сединами не убелен и опытом наверняка не умудрен, как иные.
Тангар распустил завязки настолько, что хорошо было видно косой шрам на шее и подальше, за ухом, полускрытый волосами. Только изуродованную руку он укрыл, случайно ли, намеренно ли — неведомо. Если бы не их вражда, Маритха нашла бы в спутнике намного больше привлекательного. Вместо того она вздохнула, сняла кружку с огня, с сожалением ковырнула пальцем отмякшую лепешку.
— Давай я после, а? Я тут немножко погрызла, пока ты там… трудился.
Хранитель открыл глаза. Удивился. Отказываться, однако, не стал.
Маритха засуетилась, отмеряя себе воду и еду, подумывая о том, какой же цепкий взгляд у нею, это она еще при первой встрече приметила. Как будто в чем-то подозревает. То ли ее одну, то ли целый мир.
Она принялась мостить свою кружку на жаровнике так же, как и он, краешком глаза подглядывая, что делает ее спутник. Смотрит ли за ней? Но хранитель жадно, большими кусками поглощал еду, точно спешил разделаться с трапезой поскорее.
И тут, неловко повернувшись, девушка задела за ременную петлю, державшую маленький жаровник. Тот качнулся, опасно накренился, и горячий жир из плошки щедро выплеснулся наружу. Маритха ахнуть не успела, как Тангар дотянулся голою рукою, успокоив раскачавшуюся жаровню. Спина тарпа под ними дрогнула, зверь всхрапнул, но хранитель уже лил воду на то место, куда попал жир. Как он успел так быстро бурдюк растянуть? «Пол» под ними все равно качался. Тангар еще плеснул воды, одной рукой хватаясь то за ремни, то за сам жаровник, расходившийся вместе с носилками и рассерженным тарпом.
Наконец зверь слегка угомонился, и хранитель вылез наружу, успокоить его окончательно.
— В другой раз лучше смотри, — велел Тангар, вернувшись. — Нельзя зверя злить. Скинет нас отсюда… к тощим горакхам…
— Почему к тощим-то? — упрямо пробормотала Маритха, и так прекрасно понимая свою вину.
Он растерялся, но только на мгновенье:
— К тощим? Говорят так… да и все. К глупостям цепляешься попусту! Вот скинет — и мости потом все это обратно. А помогать тут некому. И ждать нас, женщина, никто не будет долго. Без нас уйдут. Тут время дорого. А жизнь дешевая. Никто из-за нас стараться не будет, — повторил он строго.
Тангар обозлился. Иначе бы не было такой длинной отповеди.
— Я ведь не нарочно, — насупилась Маритха.
И так понятно, что не нарочно. Если б нарочно, он ведь и рукой бы мог ее приложить. А рука у него, верно, нелегкая. Девушка уронила быстрый взгляд. Нелегкая… и обожженная.
