Ника Ракитина - Завтрашний ветер. Незнакомка
Очень на него похожая, песня точно родилась из пересвиста ветра, возникла сама собой. Заплескала над степью.
— Поднимись из тьмы, Красная Гора!
Раздвинь темные тучи и зеленые туманы!
Породи землетрясения, раздроби камни!
Покорми ветры огнем!
Прогони племена со своей земли!
Покорми опаленную землю нашими душами!
Было странно, что слова, предначертанные охотнику или воину, выводит тонкий девчоночий голос. Аррайда вспомнила три часа в пыльной и благовонной комнате старого степняка Зайнсубани, спетые им для нее гимны Пепельноземья, и слова всплыли и прозвучали сами:
— Но никогда ты не будешь править мной.
Никогда я не буду дрожать перед твоей мощью.
Никогда не брошу я свой дом и свой очаг.
И мои слезы удобрят почву,
На которой вырастут цветы.
Девочка остановилась перед наемницей, опустив на песок тяжелые кожаные ведра с обвязанными шнурком горловинами.
Худышка. Прямое платье из замши подпоясано узким ремешком. Глаза — один зеленый, второй — коричневый; черная коса; крупные уши с круглыми хрящами. Нвах.
— Ты рабыня? — спросила Аррайда.
Подросток помотал головой. Девочка пахла молоком, и над губами виднелись такие смешные белые усики.
Пересохший рот наполнился слюной.
— Попить дай…
Девочка послушно отцепила от пояса кружку и наполнила молоком из ведра. Наемница жадно отхлебнула. Подумала, что ей нечем отдарить этот королевский подарок.
Подумала еще и вытащила из сумки четвертушку каравая, завернутую в полотно. С усилием разломила надвое. В воздухе смешались ароматы молока и хлеба; сладость степной травы, корица, которой пахла гуарья чешуя… Ребенок недоверчиво принял хлеб, поднес к губам… осторожно надкусил. И раноцветные глаза засияли.
Хлеб… не испеченный из перетертых в муку трамовых корней — настоящий. Пшеничный с тмином и базиликом. Даже превратившись в сухарь, он был вкусен невероятно. И разрешал помнить — не эту унылую степь. И не скрытую дымкой Красную Гору к полудню отсюда.
— Меня Тинувиэль зовут, — пробормотала девочка.
— А меня — Аррайда.
…Наемница бережно забросила в рот последние крошки, допила молоко и, вздохнув, вернула кружку девочке.
— Спасибо.
Тинувиэль, дожевавшая сухарь давным давно, переступила с ноги на ногу и с достоинством кивнула.
— Тебе не страшно ходить одной? — спросила Аррайда.
— Нет, мне хорошо.
В разноцветных глазах читалось, как это здорово — хоть ненадолго избавиться от опеки старших, от обыденных дел — и помечтать. А лук за плечом и нож у пояса не дадут пропасть в степи. Если кто-то нападет, можно кликнуть на помощь. До становища недалеко, в воздухе тянет дымом.
Можно убежать.
Можно спрятаться. Хотя бы вон в тот «блошиний» панцирь.
Или забиться под траму с ее колючками. Если с детства учишься полагаться на себя — выжить сумеешь.
— У тебя альдмерское имя. А сама ты — имперка?
— Меня подобрали на берегу. Еще маленькой. Видимо, корабль разбился. А кто ты?
— Нереварин, — неожиданно для себя ответила Аррайда.
Девочка серьезно смотрела на нее.
— Я пришла, чтобы узнать, что мне делать дальше. Тут живет Нибани Меса…
— Тебе нужно поговорить с ашханом, вождем, чтобы он разрешил поговорить с ней, — девочка стала наматывать на палец кончик косы. — А чтобы поговорить с вождем — нужно разрешение дяди Забамунда. Он старейшина и судья. Идем, я отведу.
Запах дыма не обманул. Идти и впрямь оказалось близко.
А за холмами оказался целый город с его цветами, звуками, запахами, с его особенной жизнью — куда больший, чем казалось сверху. Приоткрыв рот, Аррайда смотрела, как улицы, точно лучи или спицы колеса, сбегаются к замощенной площади с каменным колодцем, и как теснятся рядом с ней белые шатры вождей, похожие на уснувших в своих плащах пастухов-великанов. Девочке даже пришлось потянуть ее за руку.
Уршилаку был окружен невысокой каменной стеной с воротами и дозорными вышками с юга и с востока.
Не затрудняя себя ходьбой в обход, Аррайда с Тинувиэлью перелезли через стену. В ближайшем шатре девочка оставила ведра и повела наемницу по слободе ковроделов. Щекотали нос запахи мыла и мокрой шерсти, парил кипяток в котлах, и мастера, время от времени разворачивая и поливая, катали валяные ковры по расстеленному на земле холсту. Наемницу видели со своей и тут же переставали обращать внимание. Только какой-то бутуз проводил любопытными алыми глазенками, грызя большой палец, да вежливо подбежала обнюхать прирученная никс-гончая.
Спутницы протиснулись между шатрами.
— Вот сюда. Только он вредный. Удачи тебе!
И девочка, мотая косищей, исчезла прежде, чем Аррайда успела поблагодарить.
Шатры вождей стояли тесным кругом, размыкаясь к югу. Сверху над ними был натянут навес из тонокой кожи. По его углам, рождая странный звук, колебались на ветру костяные колокольчики. Между шатрами горел в круглом очаге костер. Над костром, помешивая в котелках и двигая сковородами, хлопотала старая данмерка в желтом замшевом платье с бахромой. При каждом ее движении на тощей груди звякали подвески, прихотливые серьги стреляли зелеными искрами.
— Пожалуйста… Где живет Забамунд? Старейшина?
Тетка равнодушно указала половником на вход.
"Дядя Забамунд" оказался не просто вредным, а очень вредным.
— Вот же дел у ашхана — говорить с какой-то нвах…
Он и не думал скрывать презрение.
— Не желаю слушать болтовню! Я тебя не звал. Убирайся!..
Аррайда вышла из шатра, жмурясь от перехода из полумрака к резкому свету; присела на белый разогретый известняк у порога. Проглотила слезы. Ей хватит упрямства провести в Уршилаку и день, и два, и поймать Нибани безо всяких сторонних разрешений. Лишь бы та тоже не отказалась говорить.
Она не должна вернуться к Каю ни с чем. Просто не может.
Старейшина едва не споткнулся об Аррайду, выходя. Крикнул:
— Ты все еще здесь?!
— Я пришла говорить с Нибани Месой… и с ашханом. И готова сделать продуманные подарки, как велит обычай.
— Не понимаю, какой подарок ты можешь для нас сделать.
Тетка разогнулась от костра, держа на отлете половник:
— У горожан есть лекарства от мора.
— У тебя есть лекарства от мора? — спросил Забамунд.
— Да.
— Покажи руки.
— Зачем?
— Хочу знать, с кем имею дело.
Наемница протянула ладони. Старейшина, как сорока на кость, уставился на три сплетенных знака Храма:
— Ты!.. Пошла отсюда!
— Почему?
Он толкнул ладони Аррайды ей в лицо:
