Богдан Дорошин - Путем неизбежности
— Ты можешь еще пригодиться в качестве свидетеля. Многие хотят с тобой потолковать, и не стану скрывать, некоторые — с пристрастием.
Я сглотнул, правильно расшифровав это сухое «с пристрастием». Зинхан продолжал.
— Но, — поднял усатый наемник палец, — бояться не следует. Я уже объяснил всем что к чему, и ты можешь считать себя скорее гостем, чем пленником. Отправляйся в нашу корчму и ожидай там дальнейших распоряжений.
Я кивнул, а Зинхан схватил меня повыше локтя. Глядел он серьезно.
— И пусть я и разжевал «клинкам» ситуацию, ты все же на рожон не лезь. Ребята на взводе, особенно из-за колец и поломанной руки Отто. Сядь себе тихо в уголке и ожидай. Понятно?
Я снова медленно кивнул. Куда уж понятнее?
На улице продолжал лить дождь, к вечеру он заметно усилился. Если бы не этот факт, то в корчму я бы не пошел, прекрасно понимая, что в ней я не желанный гость. Но мокнуть и дрожать от холода мне хотелось еще меньше, чем испытывать на себе недружелюбные взгляды. Поэтому я тихонько вошел внутрь и сел за самый дальний столик, что был рассчитан на двоих. Отличное место, которое ко всему прочему терялось в полумраке.
Если мое появление и заметили, то виду не подали. Наемники, коих к вечеру стало заметно больше, сидели за столами, шумно гомонили, пили и ругались. К их разговорам я не прислушивался, но иногда ко мне все же долетали обрывки фраз. Так я узнал, что лидер Клинков объявил награду за моих недавних знакомых. По пятьдесят золотых за каждого. Деньги очень и очень солидные. В небольшом городе на такие можно безбедно жить несколько лет, швыряясь монетами налево и направо. Но так же это означало и то, что Орнад с Легуном опасны, ведь за слабаков не стали бы выплачивать такие суммы. Я вспомнил их мечи и представил, как лезвия покидают ножны. Потом мое воображение нарисовало, как рыжебородый плечом к плечу с крючконосым ровным шагом двинули вперед, прорубая себе дорогу сквозь тех, кто пришел по их души.
Сидя в одиночестве и глядя как все едят и пьют, я пожалел, что в карманах у меня не завалялось даже медной монетки. Хотя вряд ли ее хватило бы на порцию жареной картошки с луком и шкварками, которая в тот вечер имела особую популярность. Помимо нее наемники так же заказывали перловую кашу в жировой подливе, тушеное мясо, пропаренные овощи и до хрустящей корочки прожаренные сосиски. При виде всего этого у меня слюнки текли, а за окном все лил и лил дождь, иначе я давно бы выбежал прочь, подальше от соблазнов. В желудке урчало да так сильно, что я побоялся что кто-нибудь услышит. Но к счастью возле моего столика никого не оказалось.
Будь ситуация немного иной, я скорее всего подошел бы к корчмарю, и объяснив ситуацию, попросил бы выделить мне миску с едой, что попроще, можно даже в холодном виде. Я бы потом отработал. Наколол дрова или натаскал бы воды, даже полы мыть готов был, так хотелось есть!
Но около четырех часов назад, в этой самой корчме я сломал человеку руку, прямо возле того очага, возле которого сейчас сидят трое и пьют вино. Тот парень, Отто, был их товарищем, братом по оружию, а я так… пустое место, или в лучшем случае раздражающее пятно. Сейчас от этих людей я не дождался бы и снега зимой.
Я честно выполнял поручение Зинхана, ожидая, когда же за мной являться, но никто не приходил. Я начинал беспокоиться, и дело было не в том, что я переживал, что про меня забыли. Просто публика, что заседала сейчас в корчме начинала доходить до той кондиции, когда становиться глубоко плевать на приказы свыше. Я видел как за одним из столиков вспыхнула ссора. Пьяный парень кричал на свою подругу, а та недолго думая залепила ему кулаком в челюсть. Наемники, что еще сказать.
А так же время подошло и для другой забавы. В центре начали сдвигать столы, и сначала я не осознавал для чего. Но вскоре понимание коснулось моего сознания. Арена! Эти люди сооружали в центре корчмы место для сражений, и эту догадку подтвердили два пьяных увальня, что вскоре начали на ней лупцевать друг друга. Впрочем, один из них оказался совсем не увальнем. Прекрасно владея техникой удара, он отправил своего соперника в глубокий нокаут, после чего поднял руки, принимая овации публики.
Данное развлечение, которое судя по всему, было у наемников обыденным, отвлекало меня от жуткого голода, что я испытывал, и который подогревался запахами еды, исходившими со всех сторон.
Сражения проходили не беспрерывно, а с интервалами в пятнадцать-двадцать минут, видно для того, чтобы публика успела сделать ставки, выпить да поесть, ну и исходя из тезиса, что частое развлечение быстро надоедает. Всегда лучше дозировать приятное, чем съедать все сразу.
Когда закончился седьмой бой, где один наемник ударом ноги с разворота отправил на столы своего противника, случилось то, что и должно было неизбежно случиться. Меня все же заметили, и благодаря одному очень языкастому наемнику, все обратили на мою персону взоры.
— Внимание, внимание! — заголосил болтун на весь зал, приковывая к себе взгляды. — Среди нашего боевого братства сегодня особый гость. И судя по разговорам, что довелось мне сегодня слышать, он еще тот боец. Сломал бедняге Отто руку, и забрал его меч. Кому интересно: парень сидит вон там.
Болтун показал в мою сторону пальцем, а я скрипнул зубами от досады. В мою сторону повернулись головы, но к своему удивлению я увидел во взглядах больше любопытства, чем презрения и ненависти. Мне казалось, будет по-другому.
Вскоре человек, обративший на меня внимание народа, подошел к моему столику. За нами продолжали следить, словно за эпизодом на театральной сцене. Наемник был совершенно лыс, но компенсировал отсутствие волос на черепе растительностью на лице, в виде элегантной бородки. В ухе у болтуна блестела золотом серьга, а одет он был недешево и можно даже сказать, по-щегольски. Оружия при нем я увидеть не смог, как ни пытался. Рукава шелковой рубашки были закатаны до локтей, и в них прятаться смертоносная сталь не могла, а из мягких сапог не выглядывало ничего кроме коротких чулок.
— Я Золик, — представился лысый, улыбаясь широкой улыбкой. — Приглашаю тебя принять участие, незнакомец, в нашем маленьком развлечении. Не бойся, все по закону: Барракс не запрещает.
Золик был молод, не старше тридцати, а его щегольские манеры и движения являлись скорее ширмой, чем правилом. Я видел как этот парень пружинисто переставлял ноги, когда шел в мою сторону. Он был бойцом, вне всяких сомнений, при чем бойцом прекрасно знающим свой ритм и возможности тела.
Публика с интересом наблюдала за развитием событий, но я ее поспешил разочаровать. Памятуя о предупреждении Зинхана, встал на ноги и покачал головой.
