Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Начало
— Сколько задолжал? — строго спросила я.
— Три золотника, — понурил голову бородач, словно Иванушка перед Сивкой Буркой.
— Ясно, — я потерла подбородок и огласила свой приговор: — Ты уплатишь долг ростовщику, — три монеты из моего кармана перекочевали в тяжелую мозолистую руку рабочего. — И, — добавилась еще одна монета поменьше достоинством (не халява, а стимул к действию), — так работать станешь, чтоб ребятишек твоих больше у ворот попрошайничающими никто не видел. Хорошо еще если женишься на какой-нибудь бабе, но только чтоб их любила. Если выбирать будешь, у детей спросишь, как она им, и если не по нраву придется, другую искать станешь.
Мужик, не веря глазам своим, смотрел на монеты в ладони, открывал и закрывал рот, словно сказать чего-то хотел, а голос потерял.
— Так в уплату долга за исцеление ты поступить обязан! — подтвердила я перспективный план и, взмахнув резинкой карандаша по настенной руне Кано, погрузила комнату в прежние сумерки.
Пока семейство не очухалось, мы спешно выбрались из убогого жилища и зашагали по улице. Но не успели пройти и десятка шагов, как нас настиг встрепанный как воробышек и бесконечно счастливый Оль.
— Тетенька магева, спасибо большое! — выпалил мальчишка. — Мы все-все сделаем, как вы велели! Вы на тятю не сердитесь, что он молчал!…
— Я ни на кого не сержусь, Оль, — оборвала я извинения несколько встревоженного перспективой немилости от магевы, ребенка. — Просто в вашем доме мне делать и говорить больше нечего. Дальше сами справитесь. Прощай!
Мы с Лаксом ускорили шаг, пока нас снова не кинулись догонять, дабы принести никому ненужные извинения или, того хуже, пытаться поблагодарить.
— Эй, Оса, а ты уверена, что ты магева? — хмыкнул вор.
— Нет, — сразу откликнулась я, — это вы все меня магевой зовете, ну я и не стала спорить, хотя волшебница или колдунья мне больше нравится. А что? Где я прокололась?
— Ведешь себя как сошедшая к людям богиня. Исцеляешь, деньгами одариваешь, — уличил меня приятель.
— Не, богиней быть не хочу, — немного подумав, решила я, пользуясь опытом, извлеченным из экскурсии по храмовому кварталу. — Раз-другой кому-то помочь одно дело, а постоянно день за днем этим заниматься, к тому же, если учесть, что боги — создания бессмертные, вообще взвоешь и начнешь головой о стенки долбиться. Знаешь, я даже думаю, что плохие боги это те, которые раньше были хорошими, но устали от работы и пустились во все тяжкие!
Лакс, более менее попривыкший к парадоксальности моих высказываний, фыркнул, а я продолжила:
— А насчет денег… Чего жмотничать? Легко пришли, легко ушли. Мы ведь едва ли сотую часть того, что от Изара получили, сегодня потратили. Если деньги копить и беречь, они перестают прибавляться, а как на что-нибудь начнешь спускать, так они к тебе сами стремиться начнут.
— А кончатся, мы еще поищем!? — с энтузиазмом предложил Фаль, которому очень понравились занятия черной археологией. Нет, все-таки сильф еще форменный ребенок, все в детстве этой страстью болеют.
— Накопаем, — подтвердила я и спросила у Лакса: — Эй, рыжий, мне кажется, или ты нас куда-то в другую сторону ведешь?
— В другую, — подтвердил вор. — Нам лучше через веселый квартал дорогу срезать. Быстрее будет, чище и безопаснее. Чего-то мурашки у меня по спине бегают.
— Ну если мурашки, — уважительно протянула я, так ничего и не поняв. — Ладно, веди. Но не обижайся, если к нам будут приставать, я скажу, что уже сняла тебя на всю ночь!
Лакс поперхнулся от неожиданности, а потом все-таки весело расхохотался, хлопнув себя по бедру:
— Идет!
Молодец, не обиделся! Люблю вот таких, легких на подъем, смеющихся моим подчас весьма ядовитым шуточкам ребят!
Веселый квартал начался резко, секунду назад я видела мрачные жмущиеся друг к другу домишки Куриной Гузки и обоняла запах помойки, а вот повеяло терпким соцветием чего-то среднего между вонью и смесью ароматов духов, вина и жратвы (мясного, жареного и местами пригорелого), стало заметно светлее от пестрого набора фонарей и свечей в окнах. Нахлынули звуки: женский смех, мужской гогот, чей-то плач, темпераментная перебранка, пьяная, но очень прочувствованная песня о короткой юбчонке какой-то веселой девчонки…
Мостовая стала заметно чище и дома крупнее, в два-три этажа, камень, широкие двери, окна, открытые веранды, балконы, с которых, зазывая клиентов, свешивались ярко раскрашенные, броско одетые, вернее раздетые, девицы и парни. Здесь царил вечный карнавал красок. Пестрая, яркая и веселая выплескивалась на улицы Ночь, может быть, и искусственно веселая. Но кто в ночной темени, придя сюда в поисках удовольствий, будет разбирать этакие нюансы? Фаль вот весь рассиялся и порхал вокруг нас так резво, словно пытался успеть рассмотреть каждую деталь веселого квартала. Ну, конечно, сильфу было безумно любопытно, ведь он никогда не видал борделей. Я-то хоть кино смотрела и книжки читала, а и то едва удерживалась, чтоб клювом не щелкать.
Двигались мы довольно быстро, не столько даже потому, что торопились, сколько чтобы избежать настойчивых нескромных предложений, и так сыпавшихся в изрядном изобилии. Пока нам удавалось отмахиваться и отшучиваться без проблем. Лакса, кстати, в веселом квартале знали неплохо. Время от времени какая-нибудь шлюха (не в оскорбление, но, обозначая профессию, будет сказано), а то и две-три, вешались моему приятелю на шею, чтобы залепить ему сочный поцелуй и лукаво спросить, когда же он, мерзавец, придет их навестить?
Лакс делал вид, что ему неудобно от такой популярности, но по поблескивающим глазам и самодовольной ухмылочке, я замечала, парень собой весьма гордится. Все-таки мужики неисправимые павлины!
— Ты не сердишься? — улучил он минутку, чтобы бросить вопрос.
— С чего бы? — мило улыбнулась я приятелю. — Они ведь нас не задерживают. Наоборот, интересно, я никогда раньше столько шлюх сразу вблизи не видела.
— А? Ага, — кивнул мне Лакс и отвернулся, кажется, капельку разочарованный.
А что он хотел? Чтобы я заявила, будто хочу выцарапать глаза каждой из этих разрисованных кукол? Ну хочу, только не скажу и не покажу. Не магевское это дело друзей к шлюхам ревновать. А так хочется врезать этим нахалкам!..
— Эй, красавица, не хочешь позабавиться? — наконец, не убоявшись магевского звания, окликнул и меня какой-то весьма мускулистый, высокий парень в совершенно непотребным образом облегающих все хозяйство черных кожаных штанах и распахнутой на груди белой рубашке. Я даже приостановилась, соображая, а не подкладывает ли он чего в свои штаны для большей рельефности.
