Ольга Онойко - Дети немилости
Сначала он не видел ничего, кроме опостылевшей степи и тумана, курящегося над нею. Солнце уже садилось, на западе линия горизонта растворялась в алом огне, с востока наваливался лиловый мрак, отемняя туманные пелены. Сложенные крылья облаков лежали высоко в небе.
Лонси смотрел и смотрел, не решаясь отвести взгляда.
Что-то брезжилось за туманом.
– Видишь? – горячо прошептал Харно; окно запотевало от его дыхания. На лице мага замерли резкие тени.
...рваные облака, замаравшиеся в земной пыли, слишком низкие, покоящиеся на тверди, точно воспоминания о том, что некогда было реальным. Неподвижные смерчи, прозрачные песчаные столпы, вздымающиеся, как башни. Странные угловатые тени, протягивающиеся от пустоты. Стены тумана, пляшущие огни над всхолмиями, пепельные дороги и площади. Мрачные кущи; исполненные тоски фигуры во мгле, тянущиеся к чему-то скрытому...
Видение города явилось и сгинуло. Лонси понял, что дрожит от холода в раскаленном вагоне.
– Вижу, – едва слышно ответил он.
Харно шумно выдохнул и сел.
– Скоро Цестеф, – мрачным, но, впрочем, совершенно обыденным голосом сказал он. – Многие его видят. – И у Лонси почему-то отлегло от сердца. Господин Гори знал, что это такое, он не боялся – значит и Лонси бояться было нечего.
– Что это? – спросил Лонси. – Мираж?
– Не совсем. – Гори помолчал. – Цестеф – самый молодой город в Ожерелье Песков. Знаешь, как он появился?
Лонси глядел вопросительно.
– Был город Ософ, – сказал уаррец. – Пятьсот лет назад Имана Рескидделат стерла его с лица земли с такой жестокостью, что немногие уцелевшие жители решили забыть имя города, в котором испытали столько ужаса. Они основали Цестеф, что значит «город живых», а развалины Ософа с тех пор стали называть Цозом, «Умершим». Постепенно пустыня поглотила всякие следы Цоза, но люди начали видеть город-призрак.
– Почему так? – вслух подумал Лонси. – Во время войны применялись какие-то специфические заклятия? Пятая магия, что-то, связанное со временем? Какой ужас.
– Нет, – покачал головой Харно. – Но ты почти угадал.
– Как это? – озадаченно спросил Лонси и поймал себя на том, что совершенно перестал робеть перед некромантом. Словно видение Цоза странным образом породнило их.
– Пять веков назад, – с печальной усмешкой сказал Харно Гори, некромант из Мерены, – была предыдущая активная фаза высшего времени... К ее концу Рескидда диктовала свою волю половине мира. Это принесло миру только пользу, потому что распространилось арсеитство. Но Рескидда была Королевством Бездны.
– А Ософ – Выси? – понял Лонси.
– Не просто Выси. Там жили люди, поклонявшиеся Старшей Матери.
Харно сказал это вполголоса, нахмурившись; лицо его странно исказилось. В университете Лонси слушал лекции о культурах различных народов и легенды главной мировой религии знал превосходно.
– Еретики, – понимающе сказал он. – Рескиаты.
Уаррец посопел.
– Священницы говорят, что тогда, как сейчас, тоже надеялись избежать кровопролития, – сказал он. – Надеялись, что Рескидде хватит мудрости не начинать войны и что Старшая Мать, создавшая высший год, помилует свой город. Война началась, и Ософ пал. Всемогущая Рескит сохранила его на свой лад. Она извлекла его из времени, и жители его вечно служат ей и ее любимым детям. А мы здесь видим город-призрак.
– Страшная легенда, – согласился Лонси. – Впрочем, весь Легендариум страшен, если вдуматься. Я, если честно, не понимаю арсеитов. Не жутко ли жить в таком мире?
Харно улыбнулся, сделавшись непривычно спокойным и как будто помолодев. Стало уже совсем темно, искусственный свет распространялся медленно, словно чернила в воде; показалось, что схемы заклятий, вытатуированные на лысой голове уаррского мага, стали вдруг четче.
– Я арсеит, – сказал он. – Всегда хотелось спросить у неверующего: а вам как, не жутко жить в таком мире?
Лонси подавил вздох. Спорить с человеком намного старше себя, уаррцем и некромантом, ему не хотелось совершенно. Лонси с легкостью мог представить, что во время той войны Маг Бездны применил ужасающее заклятие из арсенала Пятой, из-за чего образ уничтоженного города до сих пор проявляется в виде миража. Что тут было фантазировать о всемогущих богах?
– Наверное, вопрос воспитания, – сказал он. – И привычки.
Пауза продлилась не долее мига.
– Уф-ф! – сказал Харно и смущенно провел ладонью по лысине. – Что-то я заговариваюсь. Спать пора, что уж там. Я всего-то спросить хотел: понятно, что в газетах пишут, а что в Аллендоре люди на самом деле думают о высшем лете?
«...сбросить бомбы и вернуться без посадки», – мгновенно пронесся в голове Лонси обрывок беседы между суперманипулятором и Мерау, но он, конечно, сделал сосредоточенное лицо и ответил:
– Король и Ассамблея подписали договоры с Уаррой. Никто не хочет войны.
Рескидда казалась бесконечной. Поезд, замедливший ход, целых полдня плыл через город, едва покачиваясь с боку на бок, тихо, как змея в песках. Миновали заводы, миновали каналы и парки, по обе стороны от путей взметнулись к небу дворцы, храмы, особняки, многоэтажные дома, башни, увенчанные причудливыми куполами, острыми шатрами, шпилями; внезапно расстилались огромные площади – и уходили назад; поезд глотала тьма коротких тоннелей... После многих часов степной дороги глаза и разум уставали от впечатлений. Рескидда пьянила путников, как вино. «Проживи в Рескидде всю жизнь, – гласила пословица, – и не тревожься о том, что не повидал мира. Рескидда – это мир».
Сказав это, Харно присовокупил, что ездить в Рескидду, конечно, надо зимой. Летом город живет по ночам, потому что погоды стоят нестерпимые даже для самих рескидди. Многие учреждения и те работают только ранним утром и поздним вечером. Семейству Гори пришлось избрать для путешествия столь неудобное время из-за бесчисленных родственников госпожи Гори: все они зимой трудятся как пчелки и не могут принимать гостей. Лонсирем же совершил ошибку.
Лонси покорно кивнул.
Перед выходом наружу Харно разделся до пояса и накинул светло-желтый балахон с головным платком, мгновенно сделавшись с виду вылитым рескидди.
– Первым делом купите накидку! – настоятельно посоветовал он. – И не стесняйтесь под нею снимать рубашку. Иначе невозможно. Рескидди под накидкой часто вовсе голые ходят, и даже священницы.
На сем некромант лукаво подмигнул и удалился навстречу своему шумливому семейству. Лонси с грустью посмотрел ему вслед и почувствовал себя одиноким.
Он так и не спросил у господина Гори, что думают о высшем годе уаррцы. Под конец пути он уже не тушевался перед некромантом; останавливало аллендорца воспоминание о его собственном ответе на похожий вопрос. Харно наверняка бы ответил, что Уарра не хочет войны, Лонси стал бы подозревать его во лжи и вновь начал бояться...
