Мэри Герберт - Темная лошадь
Странно однако, Габрия не испытывала больше никакого ужаса перед реальностью своей способности. Теперь, когда это подтвердили ее собственные глаза, она отнеслась к этому, как к какой-нибудь неизлечимой болезни, с которой надо смириться, если хочешь уберечь свое нормальное психическое состояние. Маленькая часть ее тряслась от ужаса перед тем, что она действительно является волшебницей, но она спрятала эту часть за стеной решимости к самосохранению. Габрия обнаружила, что трудно поверить в то, что она может быть такой равнодушной к этой столь еретической способности, но, может быть, месяцы тайного страха и раздумий придали ей смелости для того, чтобы окончательно смириться с этим.
— Ты не слишком разговорчив, — наконец обратилась Габрия к Пирсу.
Он промывал ее рану и старался работать осторожно.
— Одно дело подозревать магию, совсем другое — встретиться с ней лицом к лицу.
Она снова вздохнула и сказала:
— Я не уверена, что я хочу этого. Я кажусь такой же, как Медб. Значит ли это, что я превращусь с помощью магических сил во что-то жестокое и развращенное? Собираюсь ли я стать злой королевой на стороне Медба?
— Магия сама по себе не является злой. Она просто так же добра или зла, как ее владелец, — мягко ответил Пирс.
— Жрец моего отца не получал удовольствия, говоря нам это. Он, бывало, перечислял нам множество случаев продажности магии.
— Магия может быть продажной. Это соблазнительная сила, — сказал Пирс, стараясь, чтобы это выглядело непреднамеренно. — Мою дочь пытали и казнили за то, что она якобы убила мэра Пра-Деш с помощью волшебства.
Габрия от удивления открыла рот:
— Почему?
Пирс устремил взгляд в пространство:
— Моя дочь вышла замуж за младшего сына мэра против моей воли. Мэр был правителем Пра-Деш, а его семья представляла собой злобную, наносящую удары исподтишка шайку воров. Приблизительно через год после свадьбы жена мэра отравила его, и после его смерти ей понадобился козел отпущения. Под рукой оказалась младшая невестка, так что жена сфабриковала какие-то доказательства и обвинила мою дочь в убийстве мэра с помощью магии.
Пирс описывал судьбу своей дочери спокойно, но Габрия чувствовала, что гнев в его сердце еще не угас:
— Ты говорил, что я напоминаю тебе ее. Она была волшебницей?
— Нет! — он с яростью выплюнул это слово.
— А я волшебница.
— Так может показаться.
Пирс больше ничего не сказал и закончил перевязывать ее бок. Она беспокойно следила за ним.
Тут в шатер ворвался Этлон, стряхивая с одежды воду и счищая грязь со своих измазанных башмаков.
— Какие проблемы, Пирс? — спросил он. Он расправлял свой промокший плащ и, казалось, не замечал тело Кора, лежащее у стены шатра. Затем он взглянул вокруг: — О боги! Что случилось на этот раз?
Пирс бросил ему изогнутый кинжал. Он поймал его и покрутил в руках. На конце рукояти была вырезана голова волка.
— Кор пытался осуществить свою собственную мелкую месть, — произнес знахарь.
— Точно. Убить последнего Корина и взвалить вину на Вилфлайинг. Она ранена?
— Несерьезно.
Габрия болезненно улыбнулась вер-тэйну:
— Они не смогут так легко от меня избавиться.
— Что с Кором? — спросил Этлон.
Пирс кивнул на тело на полу, и Этлон повернулся, чтобы осмотреть его. Он изучил рану, затем откинулся на пятки и задумчиво посмотрел на мертвого мужчину.
— Твой кинжал должен действовать как пробойник, — заметил он.
Габрия напряглась. Она обеспокоилась, что Этлон что-то заподозрил. Он мог примириться с тем, что она владеет мечом и приняла мальчишечье обличье, но она знала, что он никогда бы не простил волшебства.
— Я думаю, так и было. Так бы было и с тобой, если бы тебя душили, — сказал Пирс.
— Если бы меня душили, — повторил Этлон, — я бы осудил уверенность в смертельном ударе. Этот тайный булавочный укол не должен был убить даже козу.
Пирс выглядел раздраженным:
— Он проколол его желудок, вер-тэйн. Это медленный способ убивать, но это так же эффективно, как перерезать горло.
Этлон скептически встретил взгляд знахаря и уже собирался ответить, когда увидел, как Габрия поморщилась, и впервые заметил, насколько она изранена. Он передумал и кивнул, перед тем как встать. До этого момента вер-тэйн не представлял, насколько близка была Габрия к смерти. Понимание этого потрясло его больше, чем он считал возможным. Этлон отвернулся.
— Я скажу отцу, что произошло, — пробормотал он и поспешил из шатра.
Пирс начал оборачивать горячую ткань, намоченную в соленой воде, вокруг шеи Габрии.
— Мой кинжал не проткнул его желудок, — прошептала Габрия.
— Этлону не доставит радости слышать это.
— Сэврику тоже.
— Тогда не будем беспокоить их правдой. — Пирс запрокинул голову и глубоко вздохнул: — Волшебство — это вещь, которую мало понимают в наше время, и, несмотря на старания кланов забыть его, оно будет сохраняться, неожиданно обнаруживаясь в наиболее неподходящие моменты, чтобы дать выход разрушению. Я считаю, что пришло время изменить это.
Зеленые глаза Габрии широко открылись:
— Ты имеешь в виду меня?
— Я просто предоставляю тебе возможность действовать так, как ты считаешь удобным. — Впервые Пирс успокоился и ласково взглянул на Габрию. — Я не думаю, что у тебя есть задатки королевы зла.
— Спасибо, — сказала она, выражая благодарность как за комплимент, так и за защиту.
— Благодари мою дочь. Каким-то образом ты являешься моей местью за глупость ее судей.
Вскоре Этлон вернулся с Сэвриком из лагеря Дангари, где вождь вел бесплодный спор с Кошином. Взгляд Сэврика был мрачен, а его глаза, горящие как черные угли, казалось, были устремлены куда-то в другое место, в то время как его мысль блуждала по многим тропинкам. Он взглянул на тело Кора и раны Габрии и сожалеюще кивнул головой, но его мысли уже явно устремились на что-то еще. Он кивнул сыну и вышел.
Этлон помедлил у входа, и на мгновение его глаза встретились с взглядом Габрии. К его облегчению, ее взгляд был чист, как весенняя вода; из глаз исчез ужасный блеск, который он видел в утро Совета. Но ее лицо выглядело таким печальным. В невысказанной боли ее глаз было что-то такое, что пронзило сердце вер-тэйна. Он печально пожелал спокойной ночи и закрыл за собой клапан шатра.
* * *После бури утро пришло на крыльях свежего ветра с севера. Небо было безоблачным и чистым, а реки высоко поднялись в своих берегах. Земля раскисла после дождя. Но вскоре жаркое солнце высушило листву и шатры, а красноватая почва снова стала пыльной. Кланы вернули свои стада из-под укрытия холмов и приступили к ремонту повреждений, вызванных бурей.
