Юлия Григорьева - Погоня за сказкой
Оказалось, что под плеск волн снятся сладкие сны. Наверное, впервые за месяц с небольшим я спала, ни разу не проснувшись от кошмаров. Возможно, разгадка была в том, что я наконец перестала ждать и начала действовать. А может, морской воздух оказался подобен лекарю. Я выспалась и даже встала с улыбкой, несмотря на ужасную брань, несшуюся с палубы. Поджав губы, напомнила себе, что мои нравоучения здесь ни к чему и я дала слово ни во что не вмешиваться.
Поднявшись с койки, я огляделась и тяжело вздохнула. В Маринеле я лишилась водопровода, который был в отчем доме. На корабле я лишилась горячей воды и прислуги. Впрочем, вопрос с водой я вчера не затронула, а капитан Лоет не спешил озаботиться моими нуждами. Все, чего меня вчера удостоил пират, — это ужин в его каюте. Не буду кривить душой, умением вести себя за столом капитан меня приятно поразил, как и умением поддерживать светскую беседу. И если бы он не сдабривал свою речь пренебрежительным «дамочка», я могла бы сказать, что господин Лоет — воспитанный человек. Но стоило ему проводить меня до отведенной мне каюты, как с палубы понеслись такие отвратительные ругательства, когда он что-то пытался объяснить своим людям, что приятное впечатление от вечера испарилось вовсе.
Еще одним открытием стало то, что я не страдаю морской болезнью. Я переносила наше плавание легко, а вот Эрмин почти не отлипал от борта. Цвет его лица все более походил на цвет морских волн. Он жалобно смотрел на меня и, кажется, очень жалел о своей ответственности.
— Рычишь, щенок? — вроде даже ласково спросил Эрмина боцман — господин Даэль. — Ничего, все дерьмо выблюешь и станешь морским волком.
Я закрыла уши и удалилась в свою каюту.
Умывшись холодной водой (кувшин и медный таз стояли в моей каюте с вечера), я оделась, собрала волосы в пучок на затылке и вышла на палубу. Мне предстала невероятная картина. Кок Самель, сжав в руке уже знакомый мне огромный нож, орал во всю мощь легких, указывая на коряво нарисованные на большом листе бумаги буквы.
— «А», ушлепки! Это буква «А»! «Адышка», уяснили? «Б», — для примера он привел столь неприличное слово, что его значения я даже не поняла. — «В» — «ворье»! Кто украл колбасу, поганцы? Говорите лучше сразу, пока я искать не начал!
— Господин Самель, — позвала я. Он вздрогнул и обернулся. Лицо великана стало вдруг пунцовым, и мужчина опустил взгляд, бормоча извинения. — Одышка, — все-таки поправила я его, — начинается на букву «О».
— На «О» у меня было «отродье», — скромно ответил он.
— Вы еще не знаете, что у него на букву «Х», — услышала я веселый голос капитана Лоета. — Впрочем, вы даже не догадаетесь, что этот орган можно так назвать. Доброе утро, дамочка.
Я повернула голову и узрела самого говорившего. Капитан сидел на большой бочке, подтянув колено к груди. Его нездоровый глаз сегодня скрывала повязка. На теле Лоета была лишь белая рубашка с распахнутым воротом, несмотря на прохладный ветер. Мужчина явно получал удовольствие от происходившего. Так как мне некуда было себя деть, я направилась к пирату.
— Самель, а как писать «б…»? — задал вопрос один из матросов, озадаченно глядя на кока.
— Завяжи свой грязный язык на узел, Кузнечик! — заорал на него великан. — Здесь дама!
— А что сразу Кузнечик?! — возмутился матрос. — Ты говоришь, я записываю.
— Да что ты там можешь записать, выблевыш? — кок страшно навис над мужчиной. Затем неожиданно замер и принюхался.
— Да не жрал я твою колбасу! — заорал в ответ Кузнечик. — Даже не видел ее.
— Ты и с закрытыми глазами мог сожрать. Залил, небось, зенки? — не отставал Самель.
— Капитан! — матрос возмущенно посмотрел на Лоета.
— Самель, отвали, — лениво произнес тот, и кок вернулся на свое место.
— Вы их защищаете, а колбасы нет. Чем я мадам накормлю? — пробубнил великан. — Худая вон какая, кожа да кости. И в чем душа держится? Придурки, «душа» — это «Д»!
— Вы положительно влияете на Самеля, — отметил Лоет. — До вашего появления на «Д» у него было «дерь…»
— Не надо, прошу вас, — взмолилась я.
— И то правда, — кивнул капитан и одним гибким движением слез с бочки. — На сегодня достаточно. Самель, принеси завтрак в мою каюту.
— Так жрали же уже, — возмутился кок.
— Прошу прощения, мадам Литин, — сказал Лоет и направился к великану.
Я с интересом смотрела, как капитан положил руку на плечо Самелю, хотя смотрелось это больше, что он повис на Самеле, что-то тихо и отрывисто говоря ему. Кок сник и послушно поплелся за Лоетом, отпустившим его. А Кузнечик злорадно ухмыльнулся:
— Нарвался Мясник.
Я болезненно поморщилась и самостоятельно ушла в каюту капитана. Ее расположение я прекрасно знала. Здесь и осталась в ожидании господина Лоета. Явился капитан не менее чем через четверть часа. Он был невозмутим, впрочем, как и все то время, что я имела сомнительную честь знать его. Следом за капитаном шел кок. Он нес на подносе завтрак. Ухо Самеля было подозрительно красным и сильно оттопыривалось, а под глазом наливался синяк.
Капитан убрал со стола карту, и кок сноровисто накрыл его скатертью, умудрившись не уронить ни поднос, ни его содержимое. Затем расставил блюда, пробубнил:
— Приятного аппетита, мадам Литин. Приятного аппетита, капитан Лоет. Чай скоро будет подан, — и покинул каюту.
Моему возмущению не было предела. Я постаралась удержать себя в руках. Расправила салфетку, накрыла ею колени и принялась за завтрак, холодно пожелав приятного аппетита капитану. Он кивнул в ответ и снял крышку со своего блюда. Я последовала его примеру и удивленно взглянула на овсянку.
— Каша? — спросила я об очевидном.
— А вы ожидали что-то другое? Здесь нет кухарки, которая будет готовить любимые блюда для вашего изнеженного желудка, — насмешливо ответил пират.
Я поджала губы, уговаривая себя не реагировать на нелюбезный тон этого мужчины. В конце концов, он в моей жизни явление временное. Овсянку я не ела с детства, но неожиданно она мне понравилась, и я с удовольствием поглощала простенькое творение кока. Но, когда я отложила ложку, промокнула рот салфеткой и подняла взгляд на капитана Лоета, нахмурилась. Он пристально смотрел на меня. Заметив мой взгляд, мужчина поставил локти на стол и опустил подбородок на переплетенные пальцы.
— Ну? — спросил он, и я недоуменно приподняла брови. — Говорите, — требовательно произнес мужчина.
— Что я должна вам сказать? — сухо поинтересовалась я.
— То, что вас угнетает, — усмехнулся пират. — Я же вижу, что вы недовольны. Овсянку съели с аппетитом, значит, не грубый завтрак вызвал ваше возмущение. Не люблю недоговоренностей, выскажитесь. Можете даже с бранью. Я, конечно, покраснею и, может быть, упаду в обморок, но выживу, обещаю.
