Наталья Ручей - К черту! Но если ты сделала все эти глупости…
Нет, раз или два случайно проходил мимо Лэйтон, и останавливался за спиной, отражаясь в зеркальной глади. Но это не считается.
А где взять терпения?
Если бы сон… завтрашний день настал незаметней, а так хоть голова от мыслей тресни — день, снова день, только день. Есть в этом смысл, конечно: Ристет — резиденция императора, и тратить время на полежалки — роскошь. Но тело Виллы с непривычки, — или, наоборот, с привычки, — требовало отдыха в полном смысле этого слова.
Тихий внутренний голос снова напомнил, что все, тема сна для нее закрыта, дороги назад не будет, но она и не желала никуда возвращаться. Только будущее, которое сама выстроит. Дон хотел, чтобы у нее был выбор? Она его сделала, но пусть он ни о чем не жалеет. Метаться поздно.
— У вас будет изумительное серебристое платье, — ворковала горничная, пока Вилла, раскачиваясь в кресле-кочалке, любовалась красотами города. — Вы будете самой обворожительной легал, которую кто-либо видел, миледи.
Вообще-то, Жаклин настаивала на «вашем императорском высочестве», но Вилле удалось сторговаться на «миледи».
— И туфельки, которые заказал император, красоты необыкновенной. Я видела их, мой друг их делает, они уже почти готовы. Вам будет удобно летать в них.
О, судя по раскрасневшимся щечкам, под словом «друг» подразумевалось нечто большее. Хм, а существует ли дружба между мужчиной и женщиной, или это все равно приведет к горизонтальному положению?
Существует, тут же ответила себе, не без разочарования. Между ней и Доном ничего, кроме двух поцелуев, не было, да и вряд ли будет.
— И пояс, расшитый белым жемчугом, ох, ни у кого такой красоты нет, миледи. Белый жемчуг! — Горничная в блаженстве закатила глаза. — В нашей империи он бесценен.
— Правда? — спросила Вилла, заинтересовано.
— А вы не знали, миледи?
— Я думала, бриллианты и изумруды дороже.
— Так и есть, — горничная расхорохорилась, довольная, что подсказывает принцессе, — вот только когда тебе дарят драгоценности — это только драгоценности, сколько бы они ни стоили. А белый жемчуг берет с собой частичку души. Таким подарком император говорит вам, как много вы для него значите. Он делится с вами частью себя, и если вы принимаете подарок, вы принимаете не только жемчуг. Не многие мужчины идут на такой шаг. Это обязательства. А если белый жемчуг дарит неженатый мужчина девушке, это намек на скорую связь.
Вилла утратила интерес к пейзажу.
— То есть?
— Связь, миледи, — повторила горничная, будто этим словом все сказано.
Но если сказано, то неразборчиво, потому что не может это быть именно та связь, о которой подумала Вилла?!
— А это всегда означает связь? Без вариантов?
— Если отец дарит дочери — это духовная связь, если мужчина… — Горничная замолчала. — А вам, миледи, кто-то из мужчин дарил жемчуг?
— Ты думаешь, я могу быть связана и не знать об этом?
— Я думаю, что ради вас мужчины могли пойти на хитрость и подарить жемчуг, не сказав о помолвке. Я слышала, такие вопиющие случаи бывали, но не в нашей империи, ох, и досталось потом этим негодяям! Обманутые девушки могли придумать кару по своему усмотрению, а уж у них фантазия не страдала. Но когда без обмана, это как таинство…
Ну, бегали за ней корри и легал присматривались, но подарками не баловали, тем более, такими.
— А мужчина, который дарит… всегда знает о свойствах жемчуга? Я имею в виду, об особенных свойствах?
— Для него это такое же естественное знание, как для женщины деторождение. И он бы посвятил вас и в свойства белого жемчуга, и деторождения, ну, или вы сами догадались, когда помолвка закончилась полноценной связью. — Горничная успела подхватить раскачавшееся кресло Виллы. — Ох, простите, миледи, вы ведь еще не связаны, а я с такими речами…
— Ничего, — схватив книгу, начала обмахиваться Вилла, — это ведь естественное знание.
Посмотрев друг на друга, девушки рассмеялись.
— В общем, я уже придумала с прической, оставлю вас в покое, а то я люблю поболтать, а вы слишком вежливы, чтобы меня остановить.
Жаклин вышла из комнаты, оставив Виллу не только в покое, но и в замешательстве. Раздумья до того поглотили, что присутствие Лэйтона она заметила только после его громко зевка.
— Не похоже на светский визит, — выразила недовольство Вилла. Пришел, развалился в кресле за спиной, сидел неясно сколько, пока не заскучал без внимания. Манеры явно не императорские — отец никогда не телепортировался без спроса в ее комнату, а стучал в дверь, как обычный смертный.
— Да и ты не похожа на светскую даму, — съязвил Лэйтон.
— Разве хорошие манеры появляются время от времени? Они либо есть, либо их нет.
— Как у тебя?
— В этом мы, братец, схожи.
Лэйтон склонил голову, рассматривая Виллу. Прикрыл глаза, задумавшись, снова посмотрел прямо.
— Как думаешь, кто ты для императора?
Вопрос не только не понравился Вилле, вызвал мурашки. Предчувствие шепнуло, что неспроста, ох, неспроста Лэйтон его задал. У него наверняка есть заготовленный ответ, и он не понравится много больше вопроса.
Она не хотела тратить время на игру, и говорить очевидное, что она дочь императора. Можно отгородиться от негатива, которым не терпится поделиться Лэйтону, а можно пойти дальше, пропустить негатив через себя в обмен на… что? Плохое настроение, разочарование, обиду?
— Тайну, — усмехнувшись, ответил гость.
Упс, снова забыла установить блок. Исправила оплошность.
— Я слушаю.
Лэйтон рассмеялся. На удивление, смех его не был отвратен, да и сам он, если чуть сбросить высокомерия, открыть завесу отчуждения, которыми оборонялся, — вполне ничего. Пшеничные волосы, как у матери, глаза цвета неба в облаках, холеное, но не женственное лицо с высокими скулами. Своеобразные наряды можно отнести как в минус, так и в плюс.
— Ты находишь меня красивым.
Вилла проверила мысленный блок, перевела взгляд на брата.
— Прочел по глазам, — ответил он и откинулся на спинку кресла, продолжив ее изучение.
— Еще один талант?
— Внимательность.
— Это и была твоя тайна?
— Твоя тайна, — поправил машинально.
И замолчал. Надолго. Вилла вернула ему зевок — сна не было, но зевок — зараза, от которой трудно избавиться.
— Я понимаю, что в Ристет день бесконечен, но мое терпение нет, — тонко намекнула на толстые обстоятельства.
— Я думал.
— И как, понравилось?
Губы Лэйтона дрогнули в улыбке. Как странно: за общими чайными церемониями его лицо и глаза почти не выражали эмоций. Он вполне мог сойти за чайник. А сейчас — пусть язвительный, колкий, но живой.
— Ты находишь меня интересным. — Лэйтон беспечно махнул рукой, мол, дело опять не в блоке.
