Юрий Иванович - Невменяемый скиталец
Глядя, с каким жаром и неистовством в глазах рассказывает о ближайшем будущем красиво наряженный «хозяин, бог и попечитель», Уракбай с некоторой тревогой подумал:
«Да он не иначе как одержимый или сумасшедший! Только двоих неуравновешенных мужиков на мою шею не хватало! А если ещё и возница — псих конченый, то неизвестно отчего это мне графские дворовые позавидовали!»
К некоторому успокоению, возница оказался вполне нормальным, хозяйственным и предусмотрительным человеком. Хоть и молодо смотрящимся, но степенным, крепким и не по годам солидным. Только по одному снаряжению крытой, добротной повозки можно было догадаться, что в дороге с путниками происшествий не случится. По крайней мере, по вине отвалившегося колеса, потерянной подковы или лопнувшей оси.
Грузились недолго, по причине полного отсутствия багажа у рабов и полной комплектности приготовленной в дорогу повозки. Пока главенствующий колдун куда-то бегал за последними инструкциями от герцогини, сослуживцы познакомились с возницей, который оказался выходцем из самого крайнего Южного княжества на западе, и стали рассаживаться на приготовленных под тентом местах. При этом молодого ордынца интересовала в первую очередь безопасность предстоящего путешествия. Немного дивясь странному имени своего нового попутчика, он поинтересовался:
— Слушай, Цай, а это правда, что поговаривают о разбойниках?
— Что именно тебе удалось про это услышать? — конкретно поинтересовался тот, в последний раз обходя похасов и заботливо поправляя элементы упряжи.
— Ну, что они все дороги заполонили и никому проходу не дают?
— Полное враньё напуганных обывателей, последовал категорический ответ. — Во-первых, разбойники грабят только большие караваны, а до таких путников как мы им совершенно дела нет. А во-вторых, они нападают на второстепенных дорогах, по которым купцы следуют только из жадности, пытаясь сэкономить на дорожной пошлине. Ни первое, ни второе нам не грозит. Потому что мы будем передвигаться только по главному тракту, причём совершенно бесплатно, как и все артисты кочующие по Менсалонии.
Бывший вор и аферист с некоторым недоумением припомнил о жутких россказнях прочих рабов, сидящих с ними в одном трюме, про порядки на просторах этой пиратской страны и явно не поверил:
— Как же так? Пираты воруют детей в других государствах, устраивают беспредел на морских просторах, значит и у себя дома они будут вести себя как им заблагорассудится. Разве не так?
— Конечно не так, — возразил Цай, основательно и удобно усаживаясь на козлы. — Это в море пираты могут творить, что им заблагорассудится, а внутри страны действуют законы защищающие в первую очередь знать, дворянство, их близких, родственников и их дворовых. Попробовали бы пирату заняться грабежом на собственном берегу — их бы вырезали даже не жалуясь королю.
— Ничего не понял, — растерялся Уракбай, — Откуда тогда такие страхи про разбойников и кого они в таком случае грабят?
Возница обернулся и со всей серьёзностью всмотрелся в лицо молодого ордынца. Словно проверяя, можно ли с ним откровенничать. Скорей всего увиденное его не разочаровало, потому что стал терпеливо объяснять, как младшему брату:
— Дело в том, Уракбай, что некоторые в нашей стране сильно завидуют купеческому сословию. Те не принадлежат ни к знати, ни к дворянам, ни к Садовникам и даже не к Хозяевам Долины Развлечений. Но так получилось, что обслуживают купцы всех и всем. Через них уходят чудодейственные фрукты из Поднебесного Сада в Большой мир, они поставляют рабов для пополнения гладиаторских когорт, и они же занимаются поставкой продуктов, тканей, оружия и всего, всего, всего. У них в руках сосредоточена огромная масса денежных средств и они для собственной защиты порой нанимают целые армии, но именно поэтому разбойный люд и мечтает поживиться за их счёт. Тогда как слуги и даже рабы местных господ для любого татя — неприкосновенны. Понял?
— Слова то я понял, а вот суть осознать не могу до сих пор, — признался ордынец. — Так у вас тут чуть ли благословенная Менсалония получается? Никто никого не грабит и не убивает? И ваше дворянство бессмертно?
— О! Ещё как смертно! — развеселился непонятно отчего Цай. — Но вот убивать их могут только им подобные. Так что порой бароны или князья между собой такую резню устраивают, что получаются внушительные сражения. Да и целые семейные кланы в это дело втягиваются. Но! Король никогда в эти свары не вмешивается. А дело таких рабов как ты, и таких возниц как я, потом вывозить трупы павших с поля боя и торжественно хоронить на фамильных кладбищах. Ну и само собой стараться не попасть под крутую раздачу во время непосредственных стычек.
И опять Уракбай не мог поверить до конца в такое счастье:
— Выходит рабы могут жить до глубокой старости в благости и покое? Откуда же тогда берутся рассказы про диких зверей на арене и прочие жуткие напасти?
Казалось, что вознице уже надоели такие настырные расспросы и он бы давно тронулся в любимую дорогу, но делать всё равно было нечего, приходилось хоть как-то скрашивать ожидание. И он, покрутивши головой во все стороны ответил:
— Конечно, и арены ещё в некоторых местах есть, и звери дикие, кровожадные, но для того чтобы туда попасть надо так провиниться, что действительно наказание поделом будет.
— Ну это взрослые рабы, а вот что с детьми? Почему их старются скупить по всему миру?
— Потому что в глабиаторы годятся только девтяти, максимум десятилетние дети. Более старшие непригодны. Поэтому в Менсалонии детям главное — пережить этот опасный возрастной период, а дальше жизнь становится размеренной и предсказуемой.
— Однако…, - ордынец задумался и тяжело вздохнул: — У нас на родине тоже много чего случалось, но такого откровенного рабства не было.
— Как же! — презрительно скривился Цай, — Ваш самозванец обещал каждому ордынцу по двадцать рабов после завоевания всего мира. Или это неправда?
— Правда. Но именно поэтому его никто и не поддержал в самый последний, решительный момент. Рабство — это плохо.
Теперь в откровенности ордынца засомневался возница:
— Все вы так говорите, когда сами рабский ошейник на шее носить начинаете.
Дальнейший разговор прервало появление бегущего Ранека, который ещё не добежав до повозки скомандовал:
— Трогай, Цай! — ловко подпрыгнув, он с помощью левитации преодолел последние два метра и залихватски грохнулся на козлы. — Давай, давай, шевели вожжами!
Возница с болью взглянул на деревянную лавку под сидением и с укором мотнул головой. Мол, нельзя же так относиться к имуществу, но похасы уже тронулись, сразу переходя на довольно быстрый аллюр.
